что я сообщаю правду, потому что они увидят там тела. Ты мне больше не нужен, Аррисон. Ты мне больше не нужен, пока они будут считать, что ты у меня. Я говорю ясно?

Так почему же он этого не делает, недоумевал Харрисон. Он, что, совсем лишен принципов и сострадания? Харрисон решил не спрашивать. Пистолет сильнее прижался к его коже, и сопротивление стало ослабевать. Ты ведь не поддашься запугиванию, Джеффри? Харрисон двинул рычаг передач, повернул ключ зажигания, и машина тронулась.

Позже они поговорят, поговорят, но не сейчас. Пройдет много минут, прежде чем они поговорят снова.

* * *

В том месте, где залегли карабинеры, поблизости от двухэтажной виллы Антони Маззотти они без труда могли подслушать рассказ женщины хозяину дома. Она была в состоянии, близком к истерике, и говорила заикаясь. Разговор происходил прямо у входной двери. На ней было платье из хлопчатобумажной ткани, на плечах шерстяной платок, на ногах резиновые сапоги — все это она, по-видимому, набросила в спешке. Человек, с которым она говорила, был в пижамных брюках, поверх был надет халат. Наступила короткая пауза, во время которой Маззотти исчез в доме, оставив женщину одну. Лицо ее было на свету, так что карабинеры, хорошо знавшие население в округе, могли ее узнать. Когда Маззотти снова появился у двери, он уже был одет и нес двухствольный дробовик.

Пока они быстро шли вниз по дороге и по лесной тропинке, женщина крепко держалась за руку Маззотти, и значительную часть своего рассказа шептала ему в ухо, что помешало им услышать шаги людей, одетых в камуфлированные формы. Она услышала выстрелы в амбаре, а она знала, что ее муж должен был там дежурить ночью, знала, что он оставался в амбаре по поручению сеньора Маззотти. О том, что она там увидела, она говорить не могла, но от ее воя проснулись деревенские собаки.

Маззотти не делал попытки заставить ее замолчать, — чудовищность того, что она рассказала, потрясла и ошеломила его.

Когда карабинеры вошли в амбар, женщина бросилась ничком на тело мужа, ее руки ласкали его чудовищно обезображенную голову, она прижималась лицом к отверстию на виске величиной с монету. Маззотти, ослепленный светом фонарей, уронил дробовик на земляной пол. В затхлую комнату принесли еще фонари и нашли второе тело, лицо убитого было искажено изумлением и ужасом.

Дежурных оставили в амбаре до рассвета, а капитан поспешил со своими узниками к джипу.

Через несколько минут после прибытия в казармы Пальми, офицер позвонил в Рим, узнал номер домашнего телефона Джузеппе Карбони от несговорчивого ночного дежурного и поговорил с полицейским.

Карбони дважды задал один вопрос и дважды получил убийственный ответ.

— Там была цепь, свешивавшаяся с потолочной балки, а на ней часть разбитых наручников. Это было место, где они, должно быть, держали англичанина, но, когда мы пришли, его там не было.

* * *

Одинокая машина на пустой дороге, быстро несущаяся по Ауто дель Соль. Это было где-то близко к щиколотке Италии, позади остались ее каблук и пальцы ног. На большой скорости Джеффри Харрисон и Джанкарло Баттистини направлялись в Рим. Джеффри, Джанкарло и P38.

Арчи Карпентер наконец уснул. Его комната в отеле была чудовищно жаркой, но у него не было желания жаловаться дирекции гостиницы на плохую работу кондиционера. Он выпил в ресторане больше, чем рассчитывал.

Майкл Чарлзворт искупал свою вину тем, что все время поддерживал уровень спиртного в стакане Карпентера. Сначала джин, за ним последовало вино, потом местный бренди. Речь шла о струнах, которые нельзя было трогать, об ограничениях действий и инициативы. Они долго и допоздна говорили о странном поведении миссис Харрисон, известной им обоим, которая вела себя так, как никто бы не стал себя вести в подобной ситуации, во всяком случае так они считали.

— Она невозможна, совершенно невозможна. Я просто не мог с ней разговаривать. Все, что я получил за то, что взял на себя труд прийти, был поток оскорблений.

— Это еще что, — сказал Карпентер, ухмыляясь. — Она чуть не изнасиловала меня.

— Это бы внесло некоторое разнообразие. Она, видимо, совсем помешалась.

— Я туда больше не пойду, во всяком случае, пока не втолкну в дверь старину Харрисона, прямо на нее, а потом убегу.

— Интересно, почему она не выбрала меня, — сказал Чарлзворт и принялся за работу над бутылкой бренди.

* * *

Виолетта Харрисон крепко спала. Она спала тихо и спокойно на постели, которую неделю за неделей, месяц за месяцем разделяла с мужем. Она легла спать рано, сбросив с себя всю одежду после бегства человека из Главной конторы. Надела новую ночную рубашку, шелковую, отделанную кружевом, которая плотно облегала ее бедра. Она хотела спать, хотела отдохнуть, чтобы утром ее лицо не было изборождено морщинами усталости, чтобы вокруг глаз не было вороньих лапок.

Джеффри бы понял. Джеффри не осудил бы ее. Джеффри, где бы он ни был, не стал бы ее винить, не бросил бы в нее камня. Она больше не будет поздно задерживаться на пляже.

Широко разметав ноги, она крепко спала в эту ясную, яркую звездную ночь.

* * *

Держа маленькие фонарики, чтобы видеть дорогу, неуверенно передвигаясь, спотыкаясь, Ванни и Марио шли по лесной тропинке к скале над линией деревьев.

Молва о том, что случилось в амбаре и на вилле капо, быстро разнеслась в столь маленьком селении, как Косолето, но известие передавалось осторожно, как движение по нити, сплетенной пауком: тихий стук в дверь, слово, брошенное из окна или через улицу, или по телефону в тех домах, где были установлены такие приборы. Ванни наскоро набросил одежду, шепнул жене, куда отправляется, и побежал к дому Марио.

Они знали эту тропинку с детства, но скорость их бегства была такова, что не могло обойтись без синяков на щиколотках, царапинах на руках и непристойностей, которые они изрыгали гортанными голосами. За деревьями тропинка сужалась, становясь похожей на козью тропу, и для того, чтобы пройти, им приходилось высоко поднимать руки, раздвигая кусты.

— Кто там мог быть?

Ванни пожал плечами, не видя смысла в том, чтобы отвечать.

— Кто знал об амбаре?

Марио пожирали непроходящий шок и удивление:

— Безусловно, карабинеры не могли…

Ванни набрал воздуху в легкие:

— Конечно.

— Так кто же это мог быть?

Ободренный ответом, Марио возобновил свои расспросы.

— Никто из деревни не осмелился бы это сделать. Они бы побоялись вендетты.

— Никто из нашей местности не сделал бы этого, никто, кто знает капо…

— Так кто же это мог быть?

— Кретин,