Мичурин выждал несколько секунд, снова дважды стукнул в дверное полотно и спокойно повернулся к противнику. Советник насторожился, однако в нумер никто не вошёл.

— Говоришь, провёл меня, щенок? Нет! Думаешь, там Индуров? Ошибаешься! Офицеришка сдох! Со всеми вытекающими последствиями. И ни хрена ты, сопляк малолетний, без него не докажешь. — Кирилла Игнатьевич по-хозяйски прошёл на середину комнаты. — Думал я тебя, гниду, убить, когда сюда ехал. Ох как я зол был на тебя, паскуда. За «петушка». А вот до дела дошло, подумал: зачем? Пусть живёт! Я ведь для чего постучал? Не знаешь? Не за тем, чтобы тебя прибить. Как раз, наоборот: чтобы оставить в живых, — Кирилла Игнатьевич вновь приблизился к Белому. — Чтобы ты, сука, помучился: вроде и знаешь всё, а ничего доказать не можешь! Подашь на меня в суд? Да милости просим! Твоё слово против моего. Твои аргументы против моих. Твои свидетели против моих. И обделаешься! Потому как нет у тебя свидетелей! И документиков не имеется! А я тебя в твоём же говне топить буду! За глотку держать и топить! Чтобы жизнь тебе опротивела! Чтобы на коленях у меня ползал! И вот тут денег не пожалею… А Кнутова сгною! Вслед за Селезнёвым, за своим помощничком, на тот свет пойдёт, тля!

Белый почувствовал, как горячая волна ударила в виски. Младший следователь мёртв! Он нашёл Индурова, и его убили. Олег Владимирович на мгновение прикрыл глаза. Правая рука сама собой потянулась к карману и извлекла из него револьвер.

Мичурин, глядя на его движения, только усмехнулся.

— Не балуй! Сопляк! Убьёшь меня, тебя самого на каторгу сошлют. — С этими словами Кирилла Игнатьевич с силой выбил оружие из руки столичного чиновника. — Интересно, и зачем тебя сюда прислали? Везде лазаешь, вынюхиваешь. Индуров сказал, будто никакой ты не финансовый инспектор. Будто — по шпионской части… Так, что ли?

— Так, Кирилла Игнатьевич, — Олег Владимирович посмотрел на валявшийся на полу револьвер. «Теперь он убеждён, что я безоружен. А потому будет себя вести естественно и расслабленно», — мелькнула мысль в голове советника, в то время, как его рука нащупала в кармане крепкий шёлковый шпагат.

— И какого рожна тебе у нас нужно? — поинтересовался Мичурин.

— Любопытно стало в столице, кто это государственные тайны дарит вражеским державам направо и налево?

— А, — догадался купец и рассмеялся. — Индуров, дурашка. В деньгах нуждался, вот и нарисовал схемку-то. Идиот. Ну да с него-то уже спроса нет. А вот ты, — рука Мичурина легла на плечо Белого, — готовься. К самому страшному. К такому, о чём даже и думать не смел. И никто тебе ни в столице, ни где бы то ни было не поможет!

— Вам не жаль, что столько людей погибло по вашей прихоти? — Белый поморщился: вонь изо рта купца была невыносимой.

— Что? — в голосе Кириллы Игнатьевича появилось недоумение. — Ты это о чём?

— Убитые жители на хуторах. Ведь их вырезали по вашей воле. Китайцев потопили, опять же по вашей милости.

— Ишь ты какой… — Кирилла Игнатьевич усмехнулся. — На чувства не дави, бесполезно. В нашем деле торговом с таким подходом большой деньги не зашибёшь.

— Вы и не зашибали. Вы убивали! — констатировал советник.

Купец резким сильным движением ударил чиновника по лицу, однако Олег Владимирович удержался на ногах, провёл ладонью по разбитой губе.

— При мне таких слов не произноси, легавый!

— Вы ошибаетесь. Я из другой породы. Вы, Кирилла Игнатьевич, вроде бы всё учли. Кроме одного! — левая рука со шпагатом вырвалась из заточения. Шнурок в один момент обвил шею купца, схваченный с обеих сторон крепкими молодыми руками. Кирилла Игнатьевич попытался ухватиться за петлю, но удавка успела с силой впиться в шею торговца. — Предписание у меня имеется, — хрипел в тон купцу Белый, сильнее и сильнее стягивая шпагат. — А в нём говорится: ежели изменником окажется человек при власти, то наказание провести таким образом, дабы подозрение на человека сего, как и на власть, не падало. А потому, Кирилла Игнатьевич, получается, что не выдержали вы позора сегодняшнего, от чего и повесились!

Белый изо всей силы стянул шнурок. Лицо купца посинело, из горла послышался сиплый хрип, тело несколько раз конвульсивно вздрогнуло, вытянулось. Советник ещё несколько минут не отпускал удавку. Но руки в конце концов не выдержали напряжения, и труп с глухим стуком упал на пол.

Олег Владимирович, с трудом дыша, поднялся, налил из графина в стакан воды, выпил. После чего поднял с пола револьвер, и уже было направился к двери, чтобы разделаться и с сообщником пришедшего купца, но ноги споткнулись о тело мёртвого Кирилла Игнатьевича, и оружие выпало из ослабевшей руки чиновника. Белый вздрогнул, будто пришёл в себя и упал на близстоящий стул.

— Что ж это я? Сам им уподобляюсь… Свидетеля хотел убрать. Прям, как они, — рука прошлась по потному лицу. — Вот и всё, — советник говорил вслух, не боясь произносить слова. — Теперь — каторга. Всё!

И тут произошло то, чего он никак не ожидал. Часть стены неожиданно распахнулась, и в образовавшемся проёме появилась Полина Кирилловна. Дочь Мичурина была бледна, с опухшими от слёз глазами и покусанными губами. Она старалась не смотреть на отца. Взгляд девушки был прикован только к любимому.

— Несите его сюда!

— Куда нести? — никак не мог сообразить Олег Владимирович. — Вы как здесь? Вы что, всё слышали?

— Что Вы всё вопросы задаёте? — едва сдерживала слёзы Полина Кирилловна. — Ко мне в номер несите! Да скорее же, пока никто не пришёл!

Белый послушно поднял тяжёлое тело Кириллы Игнатьевича, с трудом перетащил его в комнату Полины Кирилловны.

— У вас верёвка есть? — девушка с надеждой глядела на молодого человека.

До него начало доходить, что происходит.

— Вы что, хотите…

— Пока никто не видел… Быстрее же!

Белый кинулся к себе в номер, вытряхнул содержимое саквояжа, достал двухметровый тонкий английский канат, который иногда использовал при перевозке вещей. Через минуту верёвка была прикреплена к крюку, на котором висела люстра, тело помещено в петлю, сделанную советником.

— Возвращайтесь к себе и откройте дверь. Я к вам приду, — распорядилась Полина Кирилловна и всхлипнула.

Белый послушно удалился.

Девушка слышала всё от начала и до конца. А потому, когда из номера Белого донёсся предсмертный хрип, она с силой зажала уши и молила только об одном: чтобы ЭТО поскорее закончилось. Девушка, ещё до того, как удавка затянулась на шее отца, знала, что он для неё уже потерян. Даже если бы тот и остался невредим, она просто не смогла бы жить в одном доме с человеком, который совершил столько ужасных преступлений. Жить и знать, что отец собирался уничтожить её любимого… Всё остальное решилось само собой.

Полина Кирилловна подняла взгляд на повешенного, с трудом сдерживая слёзы, троекратно перекрестилась, после чего нашла в себе силы отвернуться от мёртвого тела, пройтись по комнате, сгладить обои так, чтобы след от ножа на месте стыка на стене стал незаметен, и после этого спокойно выйти в коридор.