Аббан покачал головой:

– Слухи о вашем союзе рано или поздно дойдут до Дамаджах, а она вправе одним словом разорвать ваш брак, что племя Лиши может расценить как непростительное оскорбление.

Джардир покачал головой:

– Должен быть способ. Такова воля Эверама. Я чувствую это.

– Возможно… – начал Аббан, теребя колечко намасленной бороды.

– Да?

Аббан мгновение помолчал, но затем покачал головой и отмахнулся:

– Так, пустяки. Ничего не выйдет.

– Чего не выйдет? – По тону Джардира было ясно, что повторять вопрос он не намерен.

– Я просто подумал: что, если Дамаджах – всего лишь твоя красийская дживах ка? В таком случае было бы разумно назначить и северную дживах ка, чтобы устроить браки с северянками. Но даже у Каджи не было двух дживах ка, – покачал головой Аббан.

Размышляя, Джардир потер пальцы друг о друга, чувствуя гладкие шрамы на коже.

– Каджи жил три тысячи лет назад, – наконец сказал он, – и священные тексты сохранились не полностью. Откуда нам знать, сколько дживах ка у него было?

Аббан мудро промолчал, и Джардир улыбнулся.

– Завтра ты отправишься в дом отца Лиши, чтобы вернуть долг и узнать, какой выкуп он хочет за дочь, – распорядился он.

Аббан поклонился и вышел.

Аббан хромал через деревню, опираясь на костыль с верблюжьим ложем, и улыбался землепашцам. Они глазели на него, многие с недоверием, но если в Красии костыль побуждал к жестокому обращению с калекой, то на чинов он, похоже, оказывал противоположное действие. Северянам было стыдно бить человека, который не в состоянии защищаться, точно так же, как стыдно бить женщин. Вот почему их женщины забрали столько воли!

Зеленые земли нравились Аббану все больше. Приятный климат, не слишком жаркий и не слишком холодный, тогда как в пустыне то невыносимая жара, то лютая стужа. Изобилие, какое и не снилось Аббану. Безграничные возможности наживы. Его жены и дети уже скопили целое состояние в Даре Эверама, а ведь большинство зеленых земель еще нетронуто. В Красии Аббан был богат, но считался лишь наполовину мужчиной. На севере он мог жить, как Дамаджи.

Аббан не впервые задумался о подлинных чувствах Ахмана. Он правда мнит себя Избавителем и считает, что брак с этой женщиной – воля Эверама, или притворяется ради власти?

Будь на его месте кто-то другой, Аббан поверил бы во второй вариант, но Ахман всегда был по-детски наивным и мог искренне заблуждаться насчет своего величия.

Глупо, конечно, но вера в божественную природу Ахмана, которую разделяли почти все мужчины, женщины и дети Красии, даровала ему такую власть, что было уже не важно, правда это или нет. В любом случае Аббан служил самому могущественному человеку в мире, и если они и не восстановили былую дружбу, то были прочно связаны.

Но в узоре появилась новая нить, Дамаджах, и искусный манипулятор Аббан немедленно узнал сестрицу по ремеслу. Инэвера вертела Ахманом в своих личных целях, и этих целей не мог разгадать даже Аббан, который сколотил состояние на умении читать в чужих сердцах.

Дамаджах обладала некой неведомой властью над Ахманом, но власть эта была хрупкой. Он – Шар’Дама Ка. Неважно, что она дама’тинг, – если он прикажет, ее разорвут на части, только бы угодить.

Разумеется, Аббану хватало ума не встревать. Он прожил долгую жизнь и не совершал таких глупых ошибок. Почуяв измену, Инэвера раздавит его, как скорпиона, и даже Ахман ей не помешает. Аббан настолько же ниже Дамаджах, насколько ниже Ахмана. Нет, не настолько – намного ниже.

«Только женщина способна справиться с женщиной», – не раз говорил отец Аббану, пока был жив. Прекрасный совет!

Лиша Свиток подорвет сами основы власти Инэверы, а то и вовсе освободит от нее Ахмана. И что самое замечательное, Дамаджах так и не поймет, что это дело рук Аббана.

Аббан улыбнулся еще шире.

Аббан был рад обнаружить, что с глазу на глаз Эрни торгуется ничуть не хуже, чем через вестников. Купец с подозрением относился ко всем, кто не умел торговаться, за исключением Ахмана, который не столько не мог, сколько не желал это делать.

Они договорились о справедливой цене, но сумма оказалась немалой после того, как Аббан утроил ее по приказу Ахмана. Эрни и его жена с нескрываемым удовольствием наблюдали, как Аббан отсчитывает золото.

– Товар здесь. – Эрни поставил на прилавок коробку с цветочной бумагой Лиши и поднял крышку.

Аббан легонько погладил пальцами изящный рельефный узор цветов на верхнем листе, закрыл глаза и втянул воздух.

– Столько времени прошло, а пахнет по-прежнему сладко, – улыбнулся он.

– Если не мочить, будет пахнуть вечно, – пообещал Эрни, – или, по крайней мере, до конца наших дней.

– Эверам благословил твою дочь. Само совершенство во всем, словно ангел небесный.

Элона фыркнула, но Эрни сердито глянул на нее, и она притихла.

– Так и есть, – согласился Эрни.

– Мой господин хотел бы приобрести ее в жены, – сказал Аббан. – Он поручил мне договориться о выкупе и будет весьма щедр.

– Насколько щедр? – осведомилась Элона.

– Какая разница! – осерчал Эрни. – Лиша не лошадь, она не продается!

– Конечно-конечно. – Аббан поклонился, чтобы выиграть время и обдумать положение.

Он не ожидал такой реакции и не мог понять, действительно ли Эрни оскорблен или просто торгуется, чтобы набить цену.

– Прошу прощения за неправильный выбор слов, – произнес Аббан. – Увы, ваш язык подводит меня в самые неподходящие моменты. Я не хотел никого оскорбить.

Эрни смягчился, и Аббан расплылся в улыбке, отточенной на тысячах клиентов, которые искренне верили, что толстяк – их друг.

– Мой господин понимает, что твоя дочь – глава племени, а не простой товар. Он хочет оказать ей и вашему племени великую честь, смешав свою кровь с вашей. Рядом с ним твоя дочь станет во главе всех женщин севера и будет обладать властью как при дворе Избавителя, так и в его постели, чтобы предотвратить излишнее кровопролитие, когда мой господин продолжит наступление.

– Это угроза? – спросил Эрни. – Твой господин убьет нас, чтобы забрать ее, если я ее не продам?

Лицо Аббана запылало. Он все-таки оскорбил Эрни, и очень серьезно. Пар’чин нередко говорил ему, что красийцы слишком легко приходят в ярость, но северяне, похоже, тоже мгновенно вспыхивают от чрезмерной откровенности.

Аббан низко поклонился, раскинув руки:

– Умоляю, друг мой, давай начнем заново. Мой господин не угрожает и не хочет никого оскорбить. По нашему обычаю, отцы устраивают браки дочерей. В частности, семья жениха должна уплатить отцу невесты ее символическую стоимость. Мне говорили, что у северян есть такой же обычай.