Настоящею врага.

Теперь ему не требовался зов, и он двинул всю свою мощь на запад, опасаясь, что может опоздать.

Энни ощущала, как холодная кровь Узника вливается в ее вены, и закричала от восторга, понимая, что с начала времен никто не владел таким могуществом: ни скаслои, ни Виргенья Отважная. Она была святым, демоном, драконом, бурей, огнем в глубинах земли. Не существовало имени тому, чем она становилась. Узник обвился вокруг нее кольцами, и по мере того, как жизнь его покидала, каждое его прикосновение вызывало в ней судороги таких наслаждения и боли, что она не могла бы их разделить, даже если бы захотела. Его глазами она видела сотни тысяч лет таких ощущений, и больше того, предчувствие собственного сладчайшего блаженства.

Еще! — закричала Энни.

Будет еще, — ответил умирающий демон. — Будет много больше.

Стивен старался не терять сосредоточенности, пытался остаться в мире, но это было очень трудно, ведь он лишился существенной части себя. Только древнее упрямство Каурона позволяло ему сохранить хоть что-то, но теперь все начинало тускнеть, и скоро Энни заметит свою ошибку и исправит ее.

Все зависело от этой девушки. Ему ужасно хотелось заключить ее в объятия и выпить из нее жизнь и силу; она была веной, соединенной с тем существом, в которое превращалась Энни, и он — если бы обладал даром — мог бы через эту связь обескровить Энни.

Но он больше не владел даром. Он остался лишь жалким подобием себя прежнего.

Он смотрел, как она склоняется над Казио и что-то шепча, и в этот момент ее одежда вдруг вспыхнула голубым пламенем, и ей пришлось отступить на шаг от своего любовника, чтобы его не опалить.

— Ты не сможешь его исцелить, если ты пытаешься это сделать, — сказал Стивен. Ты ничего не в силах исцелить. Как и она. Всегда буря — никогда ласковый дождь. Ты понимаешь? Но ты — ее слабое место.

Некоторое время Остра смотрела на него своими пылающими глазами, а потом пламя начало слабеть, подернулось дымом, пока она не оказалась окруженной темными испарениями, и ее глаза засияли, как два зеленых светильника. А потом она поднялась к накрывающему их ужасу.

Энни почувствовала, как ее сила начала уходить от нее, и попыталась понять причину. Может быть, она о ком-то забыла? Возможно, Хесперо еще жив?

Но нет, это была всего лишь Остра, несущая частичку ее могущества.

Если ты умрешь, — сказал Узник, — она унаследует все.

У нее нет силы, чтобы меня убить, — возразила Энни. — И даже если бы она могла, то не стала бы меня убивать.

Она может тебя предать, больше, чем кто-либо другой. Ты сама это знаешь.

— Не слушай его, Энни, — сказала Остра.

— Конечно, я не стану его слушать, — ответила Энни. — Мы будем править вместе, правда?

— Энни, Казио умирает, — сказала Остра. — Ты можешь его исцелить?

— Нет, — ответила она и только теперь поняла, что это правда.

Захвати трон Вен, — вмешался Квексканех. — И тогда ты сможешь исцелить любого из этих червяков.

— Он лжет, Энни.

— Но зачем ему лгать? Он принес себя в жертву мне.

— Он использует тебя, чтобы уничтожить мир.

— Так он думает, — сказала Энни, — Однако теперь лишь я обладаю властью. К тому же, что хорошего в этом мире? Теперь ты стала частью меня; ты можешь видеть, какие люди жалкие паразиты. Я создам другой мир. Я уже вижу, как это сделать. Он будет таким, каким мы хотим его видеть, каким он должен быть.

— Это безумие, Энни. Это значит, что придется убить всех, кого ты когда-либо знала, всех, кто был тебе дорог.

— Кого ты имеешь в виду? — закричала Энни. — Моего отца? Фастию? Элсени? Моя мать мертва; ты это знала? Все, кто был мне близок, уже мертвы, за исключением тебя и Казио, но и ты испытываешь мое терпение. А теперь, если ты хочешь, чтобы Казио остался жив, либо присоединяйся ко мне, либо отдай мне свою силу, потому что нам осталось провести последнее сражение и мне потребуются все источники силы. И тогда мы завладеем всем, Остра, мир будет в нашей полной власти.

Остра открыла рот, но тут она заглянула за спину Энни…

— Я спасу тебя, Энни, — сказала Остра.

Энни обернулась.

Она стояла в поле черных роз, жемчужины на ее платье слабо отблескивали в лунном свете, как кость. Воздух был так сильно напоен ароматами цветения, что ей показалось — еще немного, и она задохнется.

Полю не было конца; оно тянулось до самого горизонта, тихий ветерок сгибал тонкие стебли. Энни медленно повернулась, чтобы выяснить, что находится в других направлениях.

У нее за спиной поле заканчивалось стеной деревьев, черные чудовищные стволы были покрыты жуткими шипами величиной с ее руку, они поднимались так высоко, что Энни не могла разглядеть их вершин в тусклом свете. Покрытые шипами лианы, мощные, в руку толщиной, извивались по стволам и земле. Сквозь деревья и лианы Энни видела лишь мрак. Жадный мрак, почувствовала Энни, мрак, следящий за ней, ненавидящий ее, мечтающий ею завладеть.

— Я уже была здесь, — сказала Энни лесу. — И больше не боюсь.

Что-то продиралось сквозь шипы, двигаясь к ней. Лунный свет отразился от руки в черной кольчуге, и она увидела разжавшиеся пальцы.

Потом появился шлем, высокий конический шлем с черными рогами, поднимающимися над плечами гиганта.

Но на этот раз Энни не отступила и разглядела, что это не кольчуга, а кора, шлем был мхом, костью и камнем. На лице она видела лишь глаза, колодцы жизни и смерти, рождения и разложения — и в них сияла жажда мести.

У тебя есть могущество, — сказал ей слабеющий голос Узника. — Убей его и сделай себя совершенной.

Энни собралась с силами, но боковым зрением увидела движение — через поле бежала Остра, бежала прямо к Терновому королю.

Если она достанется ему, ты проиграешь, — сказал Узник. — Ты должна немедленно ее убить.

Энни стояла и смотрела.

Убей ее, — нетерпеливо повторил Квексканех. — Неужели ты не понимаешь? Через нее он сможет нас победить.

Энни ударила по Остре, и девушка споткнулась. Энни попыталась вернуть свою силу через связь между ними, но тут только поняла, что имел в виду Узник, и осознала, какой глубокой