орла и красно-сине-белый флаг были последним, что многие их предки видели в своей жизни.

– Это я понимаю, – торопливо ответил Руфус. – Когда команчи говорят об орлах – разумеется, это всегда беркуты. Орланы команчей не интересуют.

Мэри снова кивнула. Бет вполголоса обменялась с ней несколькими словами, среди которых Руфус расслышал pia huutsu и kwinhai. Второе, как он точно знал, обозначало беркута, первое, как предположил, – белоголового орлана. Затем обе старухи выжидательно на него уставились.

– Но это не проясняет мое положение, мэм, – продолжал Руфус. – Понятно, что вам дела нет до pia huutsu и вы почитаете kwinhai. Но от этого, возможно, все становится только хуже. Видите ли, я участвую в проекте, в котором kwinhai… ну, за неимением лучшего слова, их используют.

Бет кивнула; ей все стало ясно. Затем повернулась к Мэри, и минуту или две они что-то оживленно обсуждали вполголоса на смеси команчского и английского с тягучим оклахомским выговором.

– Наши предки никогда не делали того, что делают эти… сокольники. Мы орлов ничему не учили. Просто ловили их и держали в плену, – сказала Мэри. – Ради орлиной магии – ты ведь знаешь, что некоторые люди обладают орлиной магией, – и ради перьев.

– Конечно, знаю! Значит, вы считаете, можно…

– Ты говоришь, эти сокольники съехались туда со всего света, – заговорила Бет. – Команчей среди них нет, верно?

– Разумеется, нет.

– Тогда мы не можем судить о том, можно ли им приручать и тренировать орлов. Другой народ, другая вера… это не наше дело.

– Да, но я тоже с этим связан. Не хотелось бы проявить неуважение к нашим традициям.

– А для чего используют этих kwinhai? – спросила Мэри. – Что они делают?

– Охотятся на кроликов? – подхватила Бет. – Разве не для этого сокольники тренируют хищных птиц?

– Они сражаются, – ответил Руфус. – Учатся отбивать нападения. Думаю, это я вправе сказать.

– Тогда все в порядке! – улыбнулась его бабушка.

Сокольники опасались, что вращающиеся пропеллеры повредят птицам когти. Пит, как и Цолмон, был не любитель поболтать, но на «свою» тему мог говорить бесконечно. Однажды он предложил Руфусу взяться за насест Скиппи и сравнить размер своей ладони с орлиной лапой. Пальцы у птицы – если считать и длинные изогнутые когти – оказались почти такой же длины.

Не то чтобы Руфусу нравилось совать пальцы в пропеллер дрона во время полета. Лопасти у этих пропеллеров очень легкие, но крутятся быстро. Палец не сломают, но порезать могут серьезно.

Теперь он начал понимать, чем может быть полезен. Само по себе приручение и тренировка орлов явно не для него. Целый мир сложных ветеринарных процедур, странное общение человека и птицы, постоянная возня с дохлыми грызунами – все это его не прельщало. И даже если каким-то чудом он всему этому научится, что толку? Орел слушается только одного человека: и у всех орлов на Мраморном карьере свои люди уже есть.

Но если цель этого «особого проекта» – возродить начатую и брошенную в Схипхоле затею по борьбе с дронами, кое-чем помочь Руфус все-таки может. Для начала может собирать обучающие дроны, единственная задача которых – чтобы орлы рвали их в воздухе: пропеллеры для них можно делать с круглыми лопастями, не столь опасными для лап атакующего орла. Так у сокольников появится возможность безопасно тренировать своих подопечных.

Впрочем, не стоит ожидать, что враги – кто бы они ни были – позаботятся сделать свои дроны безопасными для орлов. Поэтому вторую часть своей задачи Руфус видел в том, чтобы сконструировать для птиц «перчатки»: легкие, но крепкие чехлы, как в средневековых рыцарских доспехах, которые можно надеть орлу на лапы для защиты от вращающихся пропеллеров. Наткнувшись на «доспех», пропеллер останавливается, а орел обхватывает дрон лапами, протыкает когтями и крушит, словно грудную клетку какого-нибудь зазевавшегося кролика.

В эпоху до изобретения 3D-принтеров создание «орлиных перчаток» стало бы сложной задачей; теперь ничего сложного в этом не было. Более того, у Руфуса появился повод заказать 3D-принтер подороже, способный изготавливать более легкие и прочные вещи. Постепенно Руфус понимал: такие начальники, как Т. Р., любят, когда тратишь их деньги – в разумных пределах, конечно. Это показывает, что ты чем-то занят.

Короче говоря, Руфус бросил – или, по крайней мере, отложил на будущее – претензии на то, что патрулирует воздушное пространство над ранчо своей личной армией дронов, и все силы направил на помощь Тордис, Кармелите, Цолмон и Питу в тренировке орлов. На военном жаргоне они были «командой синих», готовящейся защищать ранчо от врага, он – «командой красных», симулятором противника, к сражению с которым готовились «синие». И прозвище Рэд, которым здесь его звали все, отлично сюда подходило. У Руфуса снова появилась история, которую он мог рассказывать самому себе, сидя в прохладной тени карьера и латая дроны, распотрошенные разъяренными хищниками, – история о том, зачем он здесь и какой во всем этом смысл. Эту историю он рассказал бы и Т. Р., если бы тот спросил. Но Т. Р. не спрашивал.

Киберабад

– Мы считаем, что ты готов ходить, – сообщила доктор Банерджи, когда его извлекли из резервуара, сняли с головы прозрачный шар, отсоединили провода за ушами и дали возможность принять душ и одеться.

В первые дни после того, как к нему вернулось сознание, «одежда» для него означала больничную рубаху-распашонку. Теперь он носил футболки, тренировочные штаны и простую повязку на голове. Ни одну футболку не приходилось надевать дважды: каждый день появлялись чистые. В основном с названиями и логотипами команд кабадди, изредка упоминался и хоккей. Что такое кабадди или хоккей, он теперь представлял себе очень смутно; но, как видно, их любители были готовы делиться одеждой.

Что до повязки, первое время он не совсем понимал, что это: то ли какое-то медицинское приспособление – с его головой чего только не делали! – то ли просто головной убор. Некоторые из тех, кто его навещал – в основном они называли себя его родными и друзьями, – тоже носили повязки на головах. Как правило, намного сложнее, чем у него. Ему почти всю голову выбрили по медицинским причинам, а они отращивали длинные волосы, закручивали их в этакий узел надо лбом и обвязывали сверху повязкой, которую называли «тюрбаном». На правом запястье они носили такие же металлические браслеты, как у него, и это тоже что-то значило.

Сейчас он сидел в кресле-каталке в своей «гостиной», а напротив за столиком устроилась доктор Банерджи, симпатичная женщина лет сорока. И по обеим сторонам от нее обычная свита: пара… трудно сказать, кто они такие. Помоложе, на