— Твоё мнение о новой военной кампании? — обратился я к Прищепе.

Он был настроен мрачнее Бара. Военная передышка была выгодней Аментоле, чем нам. Он быстро оправился от поражения, мы ресурсы потратили на борьбу с эпидемией. Кортезия все свои возможности подчинила усилению военной экономики. Сейчас у неё водолётный флот, превосходящий наш. Запасы энерговоды колоссальны. Оснащённость армий Фердинанда Вакселя и Марта Троншке покажется просто жалкой в сравнении с тем, как вооружает Кортезия свои новые армии. Если мы весной ринемся на Клур, чтобы завершить войну на континенте, мы встретим армию гораздо мощней армии Вакселя.

— А если не ринемся? — спросил я. — Если удовлетворимся тем, что война замерла без решения в чью-то пользу, как на это надеется Гамов?

— Тогда военные действия начнёт Аментола, — ответил Пеано. — И начнёт в Клуре. К весне у него там будут такие силы, что он легко пройдёт Родер и Ламарию и снова захватит Патину. А из Корины, которую мы сейчас спасли, высадится в Нордаге экспедиционная армия кортезов. Не забывайте, что у нас нет своего океанского флота, а у кортезов он огромен. Но это ещё не всё. Аментола восстановил поставки вооружения отколовшимся от нас союзникам. Великий Лепинь превращается в первоклассную военную державу. Лона Чудина вы знаете, Семипалов. Он мечтает о владычестве над половиной континента. А его братец Кир Кирун дышит гарью сражений, как мы свежим воздухом. Весной на нас набросятся со всех сторон. Победитель зазнаётся и успокаивается, побеждённые хорошо учатся. Гамов, боюсь, слишком увлечён величием одной нашей победы. Мы должны первые начать военные действия. И не весной, а сейчас. Пока я могу гарантировать известное военное превосходство над врагом и неожиданность, которая так часто помогала нам. Враги наблюдают психологические атаки Гамова и уверены, что мы и не помышляем поднять войска.

Я спросил сразу всех:

— Вы докладывали Гамову о своих оценках положения?

— Только поодиночке — каждый по своему ведомству, — ответил Прищепа. — Он отвергает наши опасения, даже когда соглашается с оценками. Он убеждён, что война исчерпала себя, что ныне эффективны только сражения в душах. Меня он уверял, что Аментола склоняется к такому же пониманию, а нагромождают вооружения его генералы, они ничего другого не умеют.

— Значит, поставить вопрос о возобновлении военных действий на Ядре? Вы уверены, что нас поддержат все члены Ядра?

— Нет, Андрей, мы уверены в обратном, — сказал Прищепа. — Пустовойт поддержит Гамова, если тот не согласится с нами. Гонсалес будет за Гамова, потому что он всегда за него, чтобы наш диктатор ни совершил. Вудворт будет против нас, ибо мечтает о замирении со своей бывшей родиной. Штупа израсходовал слишком много средств и потребует отсрочки, чтобы набрать запасов. Исиро склонится к Гамову, потому что привык перед ним преклоняться.

— Невесёлая раскладка, — сказал я. — Если Гамов не согласится с нами, то шестеро против четырёх. Наше поражение гарантировано.

— Постарайтесь его убедить, — сказал Пеано. — Он считается с вами больше, чем с любым из нас.

— Это естественно, я его заместитель. Но замещать его я могу, лишь пока продолжаю его политику. Он не потерпит заместителя, который не продолжает, а отвергает его. Все должности при Гамове — лишь служебные функции. Подумайте о другом, друзья. До сих пор мы верной стайкой шли за ним. Мы воистину были прочным Ядром, в котором он играл роль одухотворяющего керна. Но если расстроится согласие, то это раскол.

Мы помолчали.

— Хорошо, — сказал я и поправился: — Плохо, а не хорошо. Созываю Ядро и ставлю наш общий доклад о возобновлении военных действий. Докладывать буду я, вы меня поддержите.

Я дал себе два дня на размышление и ничего не сказал Гамову до того, как все заняли свои места за правительственным столом.

Ядро закончилось, как я и предполагал, нашим поражением. Гамов отказался возобновлять военные действия, его поддержали пятеро. Предсказанное мной соотношение шести к четырём означало раскол правительственной верхушки. Гамов перед голосованием произнёс очередную блестящую речь. Передам основные его идеи — они показывают, как мыслилось в тот день Гамову ближайшее течение мировой политики.

— Мы дошли до такого момента, когда можно избежать войны, если сами окажемся на достойной нас высоте! — вдохновенно описывал он ближайшие перспективы. — Война уже исчерпала себя, хотя армии лишь ждут приказа, чтобы ринуться друг на друга. Я намеренно употребляю формулу «друг на друга», а не «враг на врага» — и не потому, что таков словесный шаблон, а по той причине, что в этом сочетании она уже не шаблон, а новое явление, ныне определяющее весь ход истории. И если продолжится война, то воевать будут уже не враги, а друзья, ибо мы, ещё не заключив мира, уже совершали акции, немыслимые на войне — помогали своим врагам спасать их детей. Появились новые органы, пока не оснащённые формальными атрибутами власти, но уже располагающие властью реальной. Вдумайтесь, друзья, ведь женские Комитеты Помощи и Спасения — организации национальные, но они возглашают международное единство. Они не дадут правительствам двинуть на нас весной свои армии. А вы хотите сами начать военные действия. Вы хотите погубить всё то, что мы с таким трудом растим в душах, — сознание абсолютной ненужности войны, а это даже больше, чем уже доказанная нами преступность её. Нет, друзья, пока вы не лишили меня власти, я не отдам приказа на военное наступление! Это была бы измена себе, нам всем, всем народам мира.

Вот такая речь — яркая, впечатляющая, как и все вдохновенные речи Гамова. Она не убедила ни меня, ни Бара, ни Прищепу, ни Пеано, но остальные проголосовали против нас. Я коротко объявил от имени нашей группы, что мы остаёмся при прежних убеждениях, но покоряемся большинству.

Гамов попросил меня остаться, когда все поднялись со своих мест. Он с тревогой смотрел на меня.

— Семипалов, вы ничего не хотите сказать мне дополнительно?

— А чего вы ждёте, Гамов?

— Опасаюсь… Политики, не получившие поддержки правительства, подают в отставку.

Я невесело засмеялся.

— Можете этого не опасаться, Гамов. Я ваш ученик — отвергаю классические методы. Добровольно в отставку не подам.

Он повторил то, что уже говорил мне:

— Не представляю себе, как бы мне работалось без вас.

Слишком знойное лето кончилось. Осень пришла естественная, а не метеогенераторного производства — тучи, холод, дожди. Прищепа, раньше спешивший с докладами к Гамову, теперь засиживался у меня. Пеано тоже посещал меня без приглашения. Я с тревогой изучал сводки разведки, ответные действия Пеано. Гамов — это становилось всё очевидней — переоценивал своё психологическое наступление. Жена Торкина, оправданная судом присяжных, разъезжала по всей Кортезии, кляла и своего застреленного мужа, и Аментолу, грозила новыми выстрелами. Но Прищепа докладывал, что ни одного солдата не добавилось в охрану президента, который игнорировал угрозы полубезумной женщины. И женские Комитеты, вместо того, чтобы сталкивать правительства, стали терять популярность. Эпидемия водной аллергии была задушена. Нужда отталкивать мужчин и брать на себя государственные заботы у женщин слабела. Женская революция не совершилась.