Сегодня ко мне привели захваченных утром пленных. Я их с любопытством рассматривал, вспоминая, как один трибун недавно показывал своим солдатам убитого перса со словами: "Видите, чего вы боялись? Вот он, огнедышащий персидский дьявол семи футов ростом, с бронзовыми руками!" При этом он выставил на обозрение тело тщедушного человечка, похожего скорее на мальчика, нежели на мужчину.

Приск: Обычно в исторических трудах речи не передаются буквально, но речь Валентиниана я передал точно: в то время я делал заметки, и теперь они мне пригодились. А вот Юлиан всего лишь через неделю уже изменяет текст. Из этого видно, какова суть исторической науки - праздные сплетни о событиях, правда о которых исчезает уже в следующий миг. Я решился высказать тебе эту банальность, ибо она - истина!

Юлиан Август

8 мая

Персы, которых ко мне привели, оказались конниками. Они низкорослые, жилистые, темнолицые. Хормизд взялся переводить. Хотя пленные ожидали немедленной казни, они, казалось, не страшились ничего. Один из них от имени всех разразился потоком слов. Когда он наконец выдохся, я спросил Хормизда, о чем говорил пленный.

- Типичная персидская речь, - пожал плечами Хормизд, решивший немножко поэллинствовать. - Он надеется, что мы захлебнемся нашей гордыней, что луна упадет на нашу армию и раздавит ее, что населяющие пустыню племена поднимутся до самой Индии и Китая и перережут нас. Речи персов всегда страдают преувеличениями и затейливыми метафорами.

Я рассмеялся. Персидская риторика всегда меня забавляла. Подобные излишества в речи характерны для всех восточных народов, даже их дипломатические письма порою трудно понять из-за напыщенности в духе Пиндара.

Хормизд разразился в ответ таким же потоком слов. Персы с презрением его слушали. Они хороши собой: у них остроконечные гладкие бороды и сросшиеся на переносице брови. Особенно выразительны у них глаза, темные и глубокие, как бездна. Все персы худощавы, так как едят очень мало и только когда проголодаются, а вина почти не пьют. Единственное, в чем они позволяют себе излишество (если, разумеется, не считать риторики!), - это женщины. Каждый покупает столько наложниц, сколько может себе позволить. С мальчиками персы не живут. Они вообще очень стыдливы: для мужчины считается верхом непристойности публично справлять нужду. Я бы очень желал, чтобы наша армия переняла у них немного скромности в повседневной жизни. И все же персы, при всех своих добродетелях, мне не импонируют. Они высокомерны, хвастливы и упиваются своей жестокостью. Знать у них считает простых людей за рабов и может их по своей прихоти мучить и убивать. Государство не заботится об обездоленных, а о милосердии у персов нет никакого понятия. Законы их наводят ужас. К примеру, за тяжкое преступление казнят не только преступника, но и всю его семью.

- С ними ничего нельзя поделать, - устало вздохнул Хормизд, когда пленных увели. - Нет на земле народа глупее.

- Но ведь ты же их царь, - поддел я его. - Выходит, ты самый глупый?

- Я слишком долго жил среди вас, - грустно ответил он.

- Но если ты будешь их царем, тебе и карты в руки. Попробуй их исправить.

- И не подумаю, - покачал он головой. - В этом вся суть Персии: мы таковы, какими были, и будем такими и впредь. Став персидским царем (да будет на то воля солнца и Юлиана!), я перестану быть греком и забуду о Платоне. Я буду походить на Дария, Кира, Ксеркса и… да, пожалуй, на моего брата Шапура.

- И будешь Риму вероломным союзником? - спросил я как бы в шутку, но на самом деле вполне серьезно.

- А как же? Я наследник Сасанидов, мы жестоки и безрассудны. - Он обезоруживающе улыбнулся. - По совести, Август, вот тебе мой совет: перебей всех персов до последнего, и меня в том числе.

- Это нецелесообразно, - ответил я и сменил тему, но слова Хормизда не дают мне покоя. Может быть, расквартировать в Ктезифоне римскую армию и поставить проконсула? Или в этом нас ждет такая же неудача, как наших предков с иудеями? Как жаль, что Саллюстий так далеко!

Остаток дня мы провели со штабом, готовясь к осаде Майозамальхи. Этот город стоит на возвышенности, и его окружает двойная стена. Я приказал начать под стену подкоп - отличный прием, а мы еще ни разу к нему не прибегали. В данный момент Невитта и Дагалаиф находятся под землей. На заре Виктор и легкая конница отправятся на разведку до самого Ктезифона. Ходят слухи, что армия персидского царя надвигается на нас с востока, но это всего лишь слухи.

Слишком уж легко все идет. А почему это меня удивляет? Боги на моей стороне, а дух Александра шепчет: вперед, до самого края света!

Приск: Как всегда, дух Александра перебарщивал. Нам пришлось изрядно попотеть даже под Майозамальхой, что уж там говорить об Индии и Китае! Впрочем, несмотря на все усилия Максима, Юлиан в ту пору еще сохранял рассудок. Он не предполагал сразу идти дальше, на завоевание всей Азии. Юлиан планировал быстро занять Персию, перезимовать в Тарсе и лишь затем двинуться на Индию.

На осаде и взятии Майозамальхи Юлиан подробно не останавливается, и я последую его примеру. Помнится, город стоял на высоком утесе над рекой, и, чтобы его взять, нужно было карабкаться по крутому обрыву, будто самой природой созданному для обороны. В первый день Юлиан попытался взять город с ходу, но штурм был отбит, и тогда под стены стали вести подкопы.

На второй день подвезли осадные машины, и воздух наполнился свистом камней, выпущенных из катапульт по стенам. Солнце палило немилосердно. Вскоре силы и у осаждающих, и у защитников города иссякли, но Юлиан гнал людей вперед, не считаясь с усталостью: у него не было времени на долгую осаду какой-то Майозамальхи, когда рядом был Ктезифон и персидская армия. Наконец от саперов пришла весть, что они вот-вот вступят в город. Той ночью Юлиан пошел на приступ с частью своей армии, а другая ее часть вошла в город из подкопа, проломив пол в задней комнате пустой харчевни. К утру город пал.

Юлиан Август

7 мая

Нам на редкость везет. Майозамальха взята с очень небольшими потерями. Только что ко мне привели Набдата, коменданта города. Он назвал меня властелином мира, и я его пощадил.

Я рассчитываю, что об этом станет известно всем. Если персидская знать узнает о моей мягкости, они будут сдаваться легче, по крайней мере, в это хочется верить. Ничто так не деморализует армию, как затяжные осады малозначительных городов.

Набдат клянется, что не знает, где сейчас находится персидский царь, и я готов ему верить. По его предположению, Шапур сейчас не в столице, а где-то южнее. Так или иначе, мы скоро встретимся лицом к лицу - персидский царь и я.

Я пишу эти строки в своей палатке на берегу Евфрата. Вдали на высоком холме полыхает огромным факелом город Майозамальха. Ночь темная, и огонь виден далеко. Лишь с большим трудом мне удалось предотвратить избиение жителей города: галлы, как водится, сочли оказанное персами сопротивление личным оскорблением. Между прочим, найдя в цитадели несколько сот женщин, солдаты разыграли их на городской площади по жребию. В такие моменты офицеры куда-то исчезают, и власть переходит к солдатам. Случилось так, что во время жеребьевки я оказался рядом. Сбившись в тесную кучку, женщины стояли возле сваленных в груды сокровищ города: золотых монет, украшений, рулонов шелка, словом, всего, что удалось найти в развалинах и снести на площадь для справедливого дележа. Увидев меня, один из петулантов закричал: "И Юлиану что-нибудь!", и, спешившись, я присоединился к жеребьевке, как простой легионер.