же приказ ваш слово в слово передали… Дмитрию дьяка задержанного вручить, чтоб водой обливал. А Лыков с Потаповым к государю грамотку вашу понесли. Ну, мы как есть все исполнили…

– Митька-а-а!

На заднем дворе, облокотясь на колодезный сруб, стоял этот старатель и напряженно вглядывался внутрь. В его кулаке был зажат обрывок мокрой веревки… Я застонал.

– Никита Иванович, я ж как лучше хотел. Думаю, что ж зря землю мочить – и лужа будет, и Филимон Митрофанович домой весь в грязи пойдет. Вот и сунул его в бадеечку… Он не спорил, не в сознании был. Два раза макнул, чую, хорошо… Кричи-и-и-т! В себя пришел, значит… Я его вежливо так наверх тяну, а веревка-то возьми да и оборвись.

– Где дьяк?! – обомлел я.

– Тама он… – Митяй честно ткнул пальцем в темную пасть колодца, – самого не видать, но вроде притих… Тока пузыри пущает, и то иногда…

– У-у-у-я-я-а-а-й-ё-моё!!! – взвыл я, лихорадочно стаскивая с себя китель. – Веревку мне, живо!

Стрельцы доставили ее мигом, пока я возился с сапогами. Зажав свободный конец зубами, я с головой бухнул в ледяную воду. Митьку проклинал на чем свет стоит… Единственный плюс – то, что почти сразу же сел на шею утопающего гражданина Груздева. Вроде он еще как-то булькал. Я обвязал тощее тело веревкой под мышки, затянул два узла и громко приказал тащить. В шесть рук дьяка вздернули наверх, как пескаря из зеленой речушки. Меня вынимали вторым заходом. Естественно, обоих сразу в баню. Распарив все кости, мне с трудом удалось избавиться от чувства лютого, звериного холода. Уходить не хотелось, будь моя воля, я там бы и уснул. Но Яга силком загнала меня в терем, заставила выпить граненый стакан крепчайшей настойки на кедровых орешках и только после этого отправила наверх в постель. Подобной процедуре был подвергнут и несчастный дьяк. Правда, уложили его в сенях на лавке, но бабка дала грубияну такую дозу снотворного, что он рухнул, так и не успев высказаться до конца. Ничего, завтра вспомнит, добавит…

Ночь выдалась совершенно сумасшедшая! Во-первых, меня (да и практически всех, кроме дьяка) трижды будил петух. С чего?! Ему же положено кукарекать на рассвете, а этот пернатый гад, притворяющийся домашней птицей, вопил ни с того ни с сего в ночь-полночь без всякого логического объяснения. Один раз можно было бы понять и простить, но три! По-моему, в отделении не осталось никого, кто бы не возжелал его смерти. Во-вторых, ночной дозор объявил, что видали в городе привидение. Все в белом, мычит зловеще и все по куширям прячется. Я не поверил. Но под самое утро, на смене стражи, привидение изловили околачивающимся у нашего забора. Я его спросонья и не разглядел, так, мутное белесое пятно квадратной формы… Вроде ребята сунули эту плесень в поруб, до выяснения. В-третьих, в предрассветном мареве ко мне под окошко приперся черт! Ему, видите ли, надо спешно посмотреть, как я орех под кружками прячу. Нет, он и сам почти все понял, но дополнительная консультация не повредит… Представьте теперь, с какой головой я спускался утром на завтрак! Если бы не бабка с ее волшебными настойками… Глотать я еще кое-как мог, но заговорил гораздо позднее… Яга не торопила:

– Вот бульончику еще. Уж ты покушай, покушай, не побрезгуй. Ох, силы небесные, да рази ж можно в три дня на одного человека столько всякого валить… Никаких нервов не хватит! Кушай, Никитушка, вот кашки еще, не огорчай старуху…

– Спаси… апчхи!.. бо… Я же столько не съем!

– Али невкусно? – поразилась бабка.

– Наоборот… апчхи! Слишком вкусно, я оторваться не могу, а…а…апчхи! А в результате лопну!

– Будь здоров! Чтой-то не нравится мне, как ты чихаешь… Вот сейчас еще одну настоечку выпьешь, авось чих к обеду и пройдет.

– Да ниче… апчхи!.. го такого страшного… – вяло отмахнулся я, а потом все-таки полез за носовым платком. – Просто перекупался вчера, вода в колодце неподогретая, ну и ночь са… а-апчхи!.. сами знаете, не выспался толком…

– Чих – не болезнь! Будь здоров, – философски, со знанием дела отметила Яга, смешивая две жидкости в серебряной рюмочке. – А все одно – штука пренеприятная… Посему лечить ее надо вовремя и по науке. Чихающий милиционер тока сострадания достоин, а уважение к его погонам с кажным чихом колеблется. На-кась!

Я выпил без брыканий. У бабульки все травные настойки на спирту, но захмелеть с них не удавалось еще никому. Видимо, все-таки лекарство. Покончив с завтраком, я вспомнил о вчерашнем допросе и поинтересовался, где дьяк.

– Да выперла я его, – хмыкнула Яга, – храпел на все сени, аж Митенька заворочался. Думала, разбудит мальчонку… Ан нет! Митя сам ему такими трелями через нос ответствовал, что от храпака их совместного едва ли дверь с петель не сорвалась… Так что, как зорька занялась, я не поленилась, сама дьяка за химок приподняла да во двор и вытолкала. Нам он пока без надобности…

– Это правильно, – важно согласился я. – Бабуль, а где те стрельцы, что царю мое письмо относили?

– Отдыхают небось… Их смена вчерась закончилась. Послание Гороху они вручили, Ксюшку Сухареву предупредить успели, обязалась с утра тебя ждать. Вроде все путем, как и…

В горницу без стука влетел красный Митяй, рухнул перед нами на колени:

– Беда, батюшка участковый! Стрельцы царские за тобой пожаловали.

– А орать-то за… а-апчхи!.. зачем орать-то?! Впустить их, естественно.

– Дак ить вас же, безвинного, арестовывать идут!!! – взвыл наш младший сотрудник, ударяясь об пол с такой патетикой, словно в сердце ему вонзилась вражья стрела.

В двери тихо вошли четверо стрельцов из личной охраны государя. Говорили медленно, глядя в пол, словно сами не рады возложенной на них миссии:

– Собирайся, сыскной воевода. Царь тебя сей же час требует…

– Не пущу!!! – не дожидаясь моего ответа, Митька бодро вскочил, распахнув навстречу стрельцам медвежьи объятия. – Бегите, Никита Иванович! Я их задержу…

– Прекра… а-апчхи! Господи, ну когда это все кончится?!

– К обеду, – напомнила бабка, а у дверей уже каталась куча мала.

– Не пущу! Живота за милицию не пожалею! Бегите, батюшка сыскной воевода… Не поминайте лихо-о-ом!!!

– Ну что ты с ним, дураком, делать будешь? – Баба Яга неторопливо надела кацавейку и поправила платочек. – Пойдем уж, Никитушка, все одно, к царю вчерась собиралися. Чую, серьезная беда у него приключилася.

– А эти борцы вольного стиля? Так и оста… а-апчхи!