Когда 2ДЧ заявил, что мы должны добраться до Теотиуакана за двадцать семь дней, я подумал: он выдает желаемое за действительное. Бога ради, ведь до города 658 миль. Кабы я был вороной! На автомобиле пришлось бы проехать около 1250 миль, в основном по современным хайвеям. А тут у нас ни машин, ни колес. Ближайшая лошадь — в Ирландии. Я вспомнил, что армия Наполеона в Австрии за двадцать три дня прошла 275 миль, и в те времена это считалось чудом. С другой стороны, у солдат не было сменявших друг друга носильщиков. Каждый из этих несчастных французов все это расстояние до последнего дюйма преодолевал своими ножками. И как бы ни подгонял их император, они каждую ночь останавливались на отдых — хотя бы на короткое время. Мы же, судя по всему, собирались двигаться вперед день и ночь напролет, спать, пить, есть (в основном сырых речных моллюсков, вяленое мясо индейки и ч’анак — что-то вроде твердой кукурузной каши, замешанной на собачьей крови), избавляться от вшей, испражняться и делать еще бог знает что на спинах наших носильщиков. Считается, что скороходы инков, подменяя друг друга, доставляли послание из Куско в Кито (в Эквадоре), а это около тысячи миль, менее чем за пять дней. И все же если хорошо тренированный ходок с небольшим рюкзаком способен покрыть двадцать миль за день, представьте, что, получая свежих носильщиков, майя могли делать по пятьдесят. А по воде? Двадцать миль в день — огромное достижение для каноэ. Но для двухместного. Более длинные развивают большую скорость. Так что при наличии свежих гребцов, приходящих с побережья, мы в состоянии были отмахивать и по пятьдесят миль ежедневно, даже по океану. Чтобы уж не ошибиться в расчетах, предположим, нам требуется одолеть 1600 миль — и тогда наше расписание не представляется таким уж нереальным. При условии, что нам не помешает погода и не случится других задержек. Конечно, в любом случае нельзя терять ни минуты. Но складывалось впечатление, что для этих парней подобный марафон был делом вполне привычным. И вообще, зачем 2ДЧ стал бы морочить мне голову? Короче, шансы у нас имелись.

В городе, носившем имя Там, Где Они Сварили 3 Черепах (позднее он станет называться Агуас-Калиентес), мы встретили первый вражеский караван. Меня весьма впечатлили сложные многоуровневые постройки по обоим берегам, два канатных моста и необычный мул правящего клана по женской стороне. Набережную сплошь усыпали деревянные куклы в половину человеческого роста. Вероятно, их положили сюда как подношения к празднику. Украшавшая их замысловатая резьба и буйство расцветки порождали чуть ли не тамильское ощущение визуальной перегрузки. Несколько больших расписных каноэ стояли у своеобразной пристани под мулом. Хун Шок объяснил: желтый и зеленый цвета на флажках означают, что ладьи принадлежат племянникам К’ак Ухола К’иниха — ахау дома Ягуаров из Ошуицы (Караколя), а этот клан вот уже в течение четырех к’атунов враждует с пятью великодомами Иша.

По лодкам был передан приказ: гребцам — не снижать темпа, остальным — прикинуться, что не замечают недругов, если только они первыми не поприветствуют нас.

До сего момента мы расшаркивались перед всеми, кто попадался нам по пути. Лодочники иногда с чрезмерной горячностью окликали своих знакомых, а порой едва заметно поднимали правое плечо — этот жест являлся эквивалентом кивка. В нашей торговой экспедиции, пусть отправленной не в сезон и передвигавшейся с большой скоростью, никто не усматривал ничего необычного.

Но с лодок Ягуара дали знак, что видят нас. Мы замедлили ход и чуть изменили курс в их сторону, собираясь ответить на приветствие. На мелководье наши лодочники переворачивали свои длинные весла и работали ими как баграми. Кровные напряглись, Хун Шок потянулся было к связке духовых трубок и дубинок, привязанных к борту. Обойдется, подумал я, уловив аромат благовоний, означавший мирные намерения. Дело в том, что к короткому бушприту каждой лодки привязывали маленькую полую фигурку божества лодочников и жгли в ней ароматические вещества, так что из ноздрей статуэтки постоянно шел дымок. Запах смолы акации и измельченного табака оповещал всех о том, что у хозяев судна исключительно благостное настроение. Когда мы приблизились, я определил старшего Ягуара по громадной шапке в виде кошачьей головы. Свое тело он раскрасил черным углем, а лицо выбелил. Племянничек К’ак Ухола К’иниха сверлил нас глубоко посаженными глазками. На мне и пяти кровных — моих двойниках — были широкие соломенные шляпы, похожие на вьетнамские нонла, и я опустил голову, оставаясь, однако, в той же позе. Чакал играл против хипбольной команды Агути в Ошуице и одержал победу. Некоторые из этих котов, вероятно, видели матч.

Все будет хорошо, думал я. Никто тебя не узнает. Как и большинство игроков в хипбол, Чакал выходил на поле и получал награды в шлеме в виде головы животного, наполовину скрывавшем лицо. Даже самые лучшие его фигурки имели с ним лишь отдаленное сходство. К тому же теперь, с нарощенными волосами, без мозолей, с новыми татуировками и телесной раскраской, да еще учитывая немалую потерю в весе, я походил разве что на бледную тень прежнего Чакала. 2ДЧ предлагал мне притворяться больным, умственно отсталым, чтобы ни у кого не возникало желания говорить со мной. И конечно, я никому не должен был смотреть в глаза.

Кантор 12 Каймана затянул приветственную песню. Посыльный выпрыгнул из лодки в воду и передал слуге белолицего красный сверток с табаком, нефритом и нашим фирменным порошковым шоколадом.

За долгие годы Иш потерял сотни кровных в схватках с Ягуарами. Эта война была всего лишь одной из нитей вечной паутины мести, которая заставляет вращаться мир. Но по сути, недоразумения между враждующими кланами оборачивались локальными стычками, а не тотальной мобилизацией. Ситуацию я описал бы так: кто-то поклялся тебя прикончить и заноза в сердце не дает тебе покоя, или ты зашел на чужую территорию, чего не должен был делать, и теперь опасаешься наказания. Порой банды шатаются днем по мегаполису, но переходят на другую сторону улицы, чтобы избежать столкновения. Приведу и другой пример: на Ближнем Востоке может случиться (вернее, постоянно идет) война, но коммерческие самолеты все время взлетают и садятся, на границе стоят очереди туристских автобусов, и повсюду в зоне боевых действий находятся гражданские.

Водные пути в древней Мезоамерике являлись еще и своего рода церквями, а также рынками и биржами. Они были единственным общим достоянием майя на протяжении тысячи лет. На воде ты находился под защитой Хаде Хага, который выкопал эту реку в эпоху Третьего Солнца, до того как пришел 7 Макао. Нападение на реке происходило редко и считалось поступком столь же недостойным, как убийство Джулиано Медичи в соборе.[608]Совершившего насилие во время плавания могли разорвать на части не только бдительные местные жители, но и сотоварищи. И еще существовало общее правило, согласно которому зайти в традиционную деревню — все равно что постучаться в чей-то дом. Откуда бы ты ни прибыл, тебя принимали как гостя, всех связывали узы взаимного гостеприимства. Ты не подсовывал паспорта, взятки и деньги за билеты, а раздавал подарки и получал ответные подношения подешевле. А если твои дары были недостаточно хороши или ты устраивал какой-нибудь скандал, то люди это запоминали и потом возвращали, да еще с лихвой…