В поисках чего-нибудь подозрительного я обшариваю местность уцелевшими оптическими и акустическими датчиками, а также датчиками, улавливающими энергетическое излучение, но вокруг все спокойно.

Мне осталось метров пятьсот до указанной Саром Гремианом точки, когда в эфире раздаются вопли злополучного патруля: «Они опять появились!.. Я ранен!.. Помогите! Я ранен!..»

Прямо по моему курсу заговорили винтовки. Я слышу пронзительные вопли раненых. Мне осталось преодолеть самую узкую часть каньона. Я бросаюсь в нее полным ходом, пытаясь успеть на поле боля, пока еще не поздно…

Мины!

Я обнаружил их слишком поздно. Мне не остановиться вовремя, но я все равно выключаю двигатели и торможу правую гусеницу. Меня заносит. Моя левая гусеница бешено вращается…

Мины слева!

Мощный взрыв разносит на куски левую гусеницу и подбрасывает вверх весь мой левый борт… Меня потрясает страшный удар. Датчики докладывают о повреждениях левой стороны моего корпуса. Взрыв уничтожил семнадцать батарей внешних датчиков и четыре батареи пулеметов.

Коварные повстанцы поставили второе минное поле именно слева, зная, что там я вижу хуже всего. Мои процессоры все еще собирают данные о повреждениях, когда я обнаруживаю излучение внезапно ожившего 305-миллиметрового самоходного орудия и прихожу в полную боеготовность.

Самоходка открывает огонь с высокого утеса, находящегося справа от меня. Я включаю электромагнитные щиты и готовлюсь к тому, что сейчас меня поразит снаряд с ядерной начинкой. Однако снаряд врезается в утес на противоположной стороне каньона, нависающий прямо над моей опаленной взрывом мин кормой. На нее рушится добрая половина скалы весом в несколько тонн. Чудовищные валуны давят все датчики и пулеметы, установленные в верхней части моего корпуса. От страшного удара треснуло стальное кольцо, на котором вращается моя кормовая башня.

В тот момент, когда мне на корму обрушилась каменная лавина, я дал ракетный залп по самоходке, стрелявшей по утесу. Самоходка уничтожена, но меня окружили новые самоходные орудия противника, открывшие огонь по моему левому борту. Они одновременно дали залп по его участку площадью всего в квадратный метр. Совокупная мощь нескольких взрывов пробила мои электромагнитные щиты, уничтожила батарею сверхскорострельных орудий, расплавила два квадратных метра брони и оставила в моем стальном корпусе глубокую вмятину. Еще один залп по этому месту моего корпуса, и он будет пробит! Эти негодяи явно знают, каким образом я пострадал на Этене!.. Я отвечаю массированным ракетным залпом. Сверхскоростные ракеты повстанцев сбивают в полете почти все мои снаряды, но две из них поражают самоходки, которые подлетают в воздух и рушатся на минное поле находящееся на дне каньона рядом с моей носовой частью. Мины детонируют, и волна огня испепеляет мои носовые радиолокационные антенны. Остальные самоходки исчезают за скалами.

Атака заканчивается так же неожиданно, как и началась.

Я в первую очередь поражен даже не тем, как ловко противник заманил меня в ловушку, а тем, что у него целых шесть самоходок. Но ведь у повстанцев должно остаться всего три самоходных орудия! Они же больше не грабили джефферсонские арсеналы! Выходит, они получают оружие откуда-то из-за пределов планеты! Значит, кто-то щедро финансирует их восстание. У них наверняка есть агенты, способные организовать выгрузку оружия с находящегося на орбите корабля в отдаленных районах планеты. Ведь даже самые продажные пэгэбэшники не пропустят на Джефферсон контрабандные самоходки. Это — страшная новость!

Не меньше меня пугает точность, с которой мятежники поражают мои самые уязвимые места. Второе минное поле было выставлено явно с расчетом на то, что я не замечу его из-за выведенных из строя датчиков левого борта. Пожалуй, и эти датчики были уничтожены преднамеренно. Значит, мятежники долго готовили сегодняшнюю засаду. Артиллеристы на их самоходках точно знали, куда и как стрелять. На этот раз их командир явно собирался меня уничтожить.

Что ж, на его месте у меня были бы такие же намерения. Плохо, что теперь у него есть средства для их осуществления! В моем электронном мозгу рождаются противоречивые чувства: негодование, гнев, беспокойство и даже радость от того, что я наконец сражаюсь с достойным противником. Не очень-то почетно стрелять по снайперам, вооруженным винтовками, или по людям, удирающим после того, как они уничтожили октоцеллюлозной гранатой пару моих оптических датчиков. Командир, способный спланировать такую засаду, заслуживает уважения, и я уже лелею мысли о том, как с ним расправлюсь.

Стоило мне выбраться из-под камней, как моя левая гусеница просто разваливается на куски. Я впервые не вышел победителем из схватки с партизанами и получил очень серьезные повреждения. Филу придется попотеть, чтобы их исправить. Я осторожно поворачиваюсь. С помощью проникающего в землю радара я выявляю оставшиеся в ней мины и уничтожаю их носовыми сверхскорострельными орудиями. Теперь я могу с величайшей осторожностью тихонько двигаться вперед на двух гусеницах и левых ведущих колесах.

Я останавливаюсь в двухстах метрах от фермы, на которой был атакован полицейский патруль, и внимательно изучаю местность. Слева от меня находится двухэтажное здание. Судя по всему, в нем никого нет. Из его окон не исходит тепловое излучение человеческих тел. Самоходные орудия могут прятаться в близлежащих амбарах и сараях, но я не вижу в близлежащей грязи следов больших автомобильных колес. Рядом с загоном для свиней стоит полицейский автомобиль. Судя по надписям на дверях, он принадлежит мэдисонской автомобильной инспекции. Интересно, как он здесь оказался? Его багажник открыт. Открыты и ворота загона. Сидевшие в нем генетически адаптированные к джефферсонским условиям земные свиньи разбрелись по всему двору.

Я прокрадываюсь вперед, пытаясь связаться по радио с атакованными полицейскими, но на их волне шипят одни помехи. В ста метрах от пустующего двора фермы я замечаю курятник, находящийся в двенадцати метрах от брошенного полицейского автомобиля. Сквозь открытые двери курятника до меня доносится гомон нескольких тысяч кур, несущих яйца в проволочных клетках. Несколько клеток снято с полок и открыто. По полу курятника бродят в поисках еды штук сорок птиц.

Стены курятника продырявлены пулями. Остановившись в пятидесяти метрах от него, я останавливаюсь и начинаю искать полицейских всеми уцелевшими датчиками. Вот и они! Все пятеро мертвы. Их трупы быстро остывают. Судя по их температуре, их застрелили почти одновременно с началом обстрела моего корпуса самоходками. Вряд ли это совпадение.

На расстоянии двадцати трех метров от полицейского автомобиля датчики моей передней башни уже видят содержимое его багажника. Там лежат три свиные туши и штук пятнадцать кур. Автомобильная инспекция не имеет права собирать натурой «оброк» с подневольных фермеров. Этим занимается полиция государственной безопасности. Выходит, убитые на этой ферме полицейские — заурядные воры!

Семнадцать секунд я стою без движения, пока мой электронный мозг переваривает произошедшее. Получается, что я получил тяжкие повреждения, пытаясь спасти шайку полуграмотных свинокрадов! А бывают ли вообще «свинокрады»?! Я бегло говорю и при необходимости могу даже ругаться на двадцати семи земных языках, но сейчас меня покинул дар речи. У меня нет слов, чтобы описать отвращение и глубокое разочарование, охватившие меня…