– Ты еле держишься на ногах.

– Я бесплотен – вот как это называется. Пожалуй, мне надо выпить. Да, вот именно. Эта история с Бэбс ошарашила меня, да еще в самое неподходящее время. Надо, кажется, сходить к этому олуху-врачу.

Немного погодя Бэзил двинулся по коридору к кабинету врача. Двинулся, но едва сделал каких-нибудь пять-шесть нетвердых шажков, и тут его обострившаяся совесть пронзила его как ножом. Выходит, вот он каков, бесплотный и возрожденный, – вместо того чтобы поступить по своему вкусу, как положено взрослому человеку, он, точно школьник, отправился за разрешением к олуху-докторишке. Он повернулся и заковылял к гимнастическому залу.

В зале две крупные дамы в купальных костюмах сидели верхом на коне. Они торопливо что-то заглотили и смахнули с губ крошки. Гибкий молодой человек в фуфайке и шортах сурово сказал:

– Минуточку, сэр. Сюда приходят только по назначению.

– Я не по поводу гимнастики, – сказал Бэзил. – Мне надо перемолвиться с вами словечком.

Молодой человек поглядел на него с сомнением. Бэзил вытащил из кармана бумажник и похлопал им по набалдашнику своей трости.

– Что ж, уважаемые дамы, я думаю, на сегодня наше время истекло. Дела у нас идут прекрасно. Результаты, конечно, будут не сразу. Завтра все повторим.

Он закрыл эмалированную коробку крышкой. Дамы на прощанье окинули ее алчным взглядом, но покорно удалились.

– Виски, – сказал Бэзил.

– Виски? Ну что вы, спиртного я вам не дал бы, даже если б оно у меня было. На этом можно лишиться места.

– А мне кажется, как раз потому вы и сидите на этом месте.

– Я вас не понимаю, сэр.

– Сегодня утром моя жена ела пирог с куропаткой.

Этот малый был изрядный нахал и в своем кругу как раз тем и славился, что никогда не терялся. Он ничуть не смутился. Он ухмыльнулся скверной ухмылкой соучастника и сказал:

– Какая там куропатка! Просто залежавшаяся печенка, от здешнего бакалейщика. Они, бедняжки, так здесь оголодали, им что хочешь можно скормить.

– Не смейте в таких выражениях говорить о моей жене, – сказал Бэзил и прибавил: – Я-то мигом разберусь, что пью, меня не проведешь.

– Виски у меня нет, честно. Разве что глоток коньяку в аптечке первой помощи.

– Давайте поглядим.

Коньяк был отличной марки. Бэзил глотнул раз, другой. Из глаз у него брызнули слезы. Он спиной оперся о шведскую стенку. Его взял страх: сейчас стошнит. Но уже в следующий миг все внутри вспыхнуло и возликовало. Вот она, юность, нет, даже детство. Такой восторг он испытал, лишь когда впервые тайком глотнул спиртного в отцовском погребе. Такие дозы коньяку он выпивал дважды в день почти ежедневно всю свою взрослую жизнь, а перед этим выпивал много разных других напитков и ощущал лишь небольшую тяжесть. Теперь же, в новом своем бесплотном состоянии, он словно поднялся над землей, минуту-другую парил в воздухе, затем легко приземлился – произошло нечто мистическое, словно на берегах Ганга или где-нибудь на отрогах Гималаев.

У его ног лежал мат – толстый, подбитый войлоком; чем не постель? Бэзил блаженно на нем растянулся, дух его радостно взмыл ввысь; он закрыл глаза.

– Вам нельзя здесь оставаться, сэр. Мне надо запи- рать.

– Не беспокойтесь, – сказал Бэзил. – Я не здесь.

Гимнаст был очень силен, он без труда перебросил Бэзила на тележку – санаторий был оснащен тележками всевозможных размеров – и вот так, лежачего, оглушенного, но вовсе не потерявшего сознания, плавно покатил по центральному коридору, где и повстречался с главным врачом.

– Что это у вас, инструктор?

– Понятия не имею. Первый раз вижу этого господина.

– Похоже, это мистер Сил. Где вы его нашли?

– Только что вошел ко мне в зал, вид у него был какой-то чудной, и вдруг упал в обморок.

– Чуднó поглядел на вас? Так-так.

– Он легче пушинки, он весел, как мяч, под куполом цирка летает циркач, – пропел Бэзил с каким-то даже намеком на мелодию.

– Малость перестарался, сэр, ничего удивительного.

– Возможно, вы и правы, инструктор. Теперь оставьте его. Им займется женский персонал. А, сестра Гамаж, мистера Сила надо препроводить в его комнату. Видимо, режим оказался для него слишком тяжел. Можно дать ему двадцать грамм коньяку. Я потом приду посмотрю его.

Но когда он вошел в комнату Бэзила, тот крепко спал.

Врач постоял у постели, глядя на пациента. Морщинистое немолодое лицо удивляло выражением какой-то детской невинности. Но эскулап лучше знал, что к чему.

– Зайду к нему утром, – сказал он и пошел распорядиться, чтобы его секретарь сообщила первым стоящим на очереди, что неожиданно освободилось два места.

III

– Отчислили, выставили, выгнали. Чтоб через час духу моего здесь не было.

– Ох, Бэзил, прямо как прежде, правда?

– Он говорит, помочь мне может только глубокий психоанализ, а в моем теперешнем состоянии я представляю опасность для его заведения.

– Куда же мы поедем? Дом на Хилл-стрит заперт. До понедельника там ни души.

– Странное дело, я совсем не чувствую, что я с похмелья.

– По-прежнему бесплотен?

– Вот именно. Я думаю, едем в отель.

– Может, позвонишь Барбаре и скажешь, чтоб приезжала? Ей там невтерпеж, она очень хотела вернуться.

Но когда Анджела позвонила невестке, она услышала вот что:

– А разве Барбара не с вами? Она вчера мне сказала, что вы ее вызвали. Она уехала дневным поездом.

– Как ты думаешь, она поехала к тому молодому человеку?

– Ручаюсь.

– А Бэзилу сказать?

– Не надо.

– Вот эгоистичная девчонка! Бэзил сейчас далеко не в лучшей форме. Если он узнает, его хватит удар. У него вчера уже было что-то в этом роде.

– Бедняжка Бэзил. Может, он все-таки не узнает.

Бэзил и Анджела оплатили свой чудовищный счет. К подъезду подали их машину. Вел ее шофер, Анджела села рядом с Бэзилом, он прикорнул подле нее и время от времени мурлыкал под нос про «веселого циркача». Когда они подъезжали к Лондону, навстречу им, как всегда по пятницам, мчался поток машин, покидающих город. Их же путь был свободен. В отеле Бэзил сразу улегся в постель.

– Наверно, мне теперь до конца жизни не захочется принимать ванну, – сказал он.

И Анджела заказала для него устрицы и крепкий портер. К тому времени как стало темнеть, он уже настолько оправился, что закурил сигару.

На другое утро он встал рано и сказал, что пойдет в клуб.

– В этот твой угрюмый?

– Что ты! В Беллами. Но, боюсь, в субботу утром там мало кто будет.

Там не было ни души. Бармен приготовил ему коктейль из яйца, портвейна и коньяка.