— А с какой стати вы пригласили ее на чаепитие? — парировал ее вопрос герцог Калас. — Почему это королеве Джилсепони вдруг захотелось побыть в обществе Констанции Пемблбери?

— Она попросила об аудиенции, и я согласилась на ее предложение встретиться за чаем! — с жаром возразила женщина… и вдруг умолкла, взглянув на мужа.

Дануб вздрогнул и отвернулся, словно у него имелись доказательства ее вины.

Джилсепони неожиданно вспомнила о фрейлине, которую Констанция посылала к ней позавчера.

— Что вам рассказала фрейлина? — спросила она.

Ни один из мужчин не удостоил ее ответом.

— Я требую встречи с ней, — настаивала Джилсепони. — Эту фрейлину зовут Мэйм Тоннбрюк. Приведите ее ко мне, и я добьюсь от нее правды.

— Правды будете добиваться не вы, а суд! — перебил ее герцог Калас. — Но сколько бы вы ни твердили о своей невиновности, вам все равно придется отправиться туда, — сказал он, махнув в сторону окна. — Виселицу уже начали строить. Вас по всей строгости закона будут судить за убийство, а потом на вашу лилейную шейку накинут петлю…

— Прекрати! — крикнул Дануб.

Отстранив Каласа, он подошел к постели и, взяв руки Джилсепони в свои, поцеловал сначала одну, потом другую ладонь. Затем он посмотрел в ее голубые глаза.

— Прости меня, — сказал король.

— Простить? — чуть слышно прошептала Джилсепони.

Она едва верила своим ушам. Неужели Дануб допустит, чтобы над нею устроили судилище?

Но всмотревшись в печальные глаза мужа, она поняла: именно так. Он не в силах помешать этому. Женщина глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— Вас будут судить, — нарушив тишину, повторил герцог Калас.

Джилсепони полоснула по его лицу сверкающим взглядом. Сейчас, сейчас он произнесет столь сладостные для него слова, которые так и рвутся наружу!

— И по закону приговорят к публичной казни через повешение. Впрочем, мне ваша вина ясна и без суда.

— Я ни в чем не повинна, — произнесла Джилсепони.

— Боюсь, суд не будет удовлетворен этими словами, даже если в ваших устах они и звучат со столь подкупающей искренностью, — отозвался Калас.

И, небрежно поклонившись, герцог поспешно вышел из покоев, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Это какое-то безумие, — растерянно произнес король Дануб, когда они остались одни.

— Констанция покончила с собой, — ответила ему Джилсепони.

У короля округлились глаза.

— Она сделала это с коварным намерением погубить меня любой ценой, пусть даже ценой собственной жизни.

Дануб отчаянно мотал головой, не в силах опомниться от услышанного.

— Она просто не выдержала, — попыталась объяснить ему Джилсепони, хотя на самом деле едва ли могла понять ту извращенную реальность, в которой существовала Констанция и которая толкнула ее на столь отчаянный и жестокий шаг. — Она знала, что ей никогда не вернуть твоего былого расположения, не говоря уже о чем-то другом. Поэтому она решилась на самоубийство, а силы ей придало то, что вместе с собой она уничтожит и меня.

Король Дануб встал перед женой на колени и смотрел ей в глаза, не произнося ни слова.

Джилсепони почти забавляла бессмысленность происходящего. Она взяла руки своего несчастного и смертельно уставшего мужа, поднесла к губам и нежно поцеловала.

Вскоре Дануб, тяжело ступая, покинул ее покои. По щекам короля текли слезы; глаза его были полны гнева и замешательства.

— Она не убивала Констанцию, — сказал король Дануб Каласу.

Они стояли у парадных ворот замка, наблюдая, как плотники сколачивают высокий помост. Настанет день, когда королева, осужденная за убийство, будет стоять на нем с накинутой на шею петлей. Потом палач нажмет на рычаг, люк под ее ногами откроется, и петля мгновенно затянется на шее преступницы… Хотя до предполагаемой казни оставалось еще несколько дней, вокруг уже толпилось множество уличных торговцев, ссорившихся из-за мест для своих лотков. Торговля обещала солидную прибыль — такое зрелище, как казнь королевы Джилсепони, непременно соберет громадную толпу.

Дануб с презрением смотрел на азартно снующих людей. Он знал, что народ валом повалит сюда и многие придут в надежде услышать обвинительный приговор и увидеть казнь. Для них это послужит развлечением, таким же как ярмарка или рыцарский турнир. И дело здесь даже не в Джилсепони. Правда, тысячи сердец радостно замрут, видя, что карающая рука закона не пощадила даже королеву. И тем не менее дело здесь не в Джилсепони. Их привлекает само зрелище, позволяя хоть как-то разнообразить унылую и беспросветную жизнь. А такое зрелище они запомнят надолго, если не навсегда.

— У нее не было причин…

— Между прочим, это ваша жена — королева Джилсепони — выгнала Констанцию из Урсала, — ответил герцог Калас. — Вам об этом известно?

Король недоуменно посмотрел на Каласа.

— Джилсепони узнала, что Констанция велела тайно подмешивать ей в пищу особые травы, которыми придворные дамы предохраняют себя от беременности, — объяснил Калас. — Узнав об этом, королева потребовала, чтобы Констанция покинула Урсал. Потом вы вернули покойную назад. Похоже, этого ваша жена вынести не смогла.

Услышанное, несомненно, поразило Дануба, но не поколебало его уверенности в невиновности жены.

— Она не убивала Констанцию, — уже тверже повторил король. — Она не могла это сделать и не имела подобных намерений! Это безумие, и я не допущу суда над Джилсепони. Этого не будет, герцог Калас!

Дануб повернулся, чтобы уйти, но Калас схватил короля за руку.

— Вы не имеете права этого делать, — сказал он.

— Я уверен в невиновности моей жены, — возразил король.

— Ваша уверенность ничего не значит в глазах закона, — возразил герцог, спокойно выдерживая яростный взгляд Дануба. — Закона ваших праотцев, который вы, вступая на престол, публично поклялись исполнять.

— Я — король, — медленно и решительно произнес Дануб. — И я не позволю свершиться этому судилищу.

— А что скажет его величество король Дануб, когда к нему явится какая-нибудь простолюдинка и потребует отпустить своего мужа, поскольку она уверена, что он не совершал преступления, в котором его обвиняют? Что сделает король Дануб Справедливый? Потребует прекратить суд и отпустить преступника на свободу?

— Думай над своими словами, — зловеще предупредил герцога Дануб.

— А вам не мешает подумать о своем королевстве, — сказал Калас, ничуть не смутившись. — Королева виновна в смерти Констанции, и улики этому налицо. Вы не можете своим указом объявить ее невиновной, если только не хотите утратить доверие своих подданных и столкнуться с бунтом, а то и с восстанием! И согласятся ли ваши подданные, будь то знать или простонародье, относиться к королеве по-прежнему, зная, что только владычествующая рука супруга спасла ее от петли?