Месяцы, проведенные в специальном лагере в городе Лар, оказались самыми тяжелыми за все время плена.

16 ноября 1947 года бывшего командира полка СС «Дер Фюрер» вызвали с вещами к руководству лагеря. Там ему сообщили, что теперь его отправляют в Бордо. По дороге в Бордо он не должен ни с кем разговаривать, а по прибытии в Бордо он предстанет перед судом. Под охраной двух жандармов и в наручниках его отправили на автомашине в Страсбург (Страсбур). Оттуда на скором поезде, в котором для этих целей было зарезервировано целое купе, перевезли сначала в Париж, а затем в Бордо. Вся поездка длилась два дня. Когда жандармы заметили, что их пленник не получил в дорогу никакой еды, они по-дружески поделились с ним продуктами из своего походного пайка.

18 ноября 1947 года. Прибытие в Бордо и помещение в военную тюрьму.

Здесь уже находились некоторые бывшие военнослужащие дивизии СС «Дас Рейх». Многих из них выдали французам англичане.

Теперь этих бывших солдат и офицеров дивизии собирались сделать ответственными за все боевые действия, которые дивизия со своей стороны была вынуждена вести против французских партизан маки.

На первом допросе бывшему командиру полка СС «Дер Фюрер» было предъявлено обвинение в том, что он несет ответственность за события в Тюле, которые произошли при вводе в этот город одного из батальонов его полка. На эти обвинения он заявил решительный протест, так как они были лишены всяких оснований. Он выразил надежду на скорейшее прекращение производства по данному судебному делу.

Однако почти целый год ничего не происходило. Следователь, капитан Лезье, очевидно, сам еще совершенно не представлял, как следует браться за расследование такого сложного дела.

Летом 1948 года сложилось впечатление, что после прекращения производства по судебному делу первые военнослужащие дивизии смогут скоро поехать домой. Даже французский адвокат говорил об их скором освобождении из заключения. Все сгорали от нетерпения, однако ничего не происходило. Начался длительный летний перерыв в судебных заседаниях, во время которого в нашем положении также ничего не менялось.

При возобновлении процесса судопроизводства заключенным сообщили тягостную новость, что принят закон о коллективной вине, так называемый Lex Oradour, и по этой причине теперь никто из них не может быть отпущен. Согласно этому закону теперь каждый может считаться преступником и может быть наказан, если он в то же самое время и в том же самом месте находился в рядах того подразделения, которое суд обвиняет в совершении преступления.

Этот не имеющий аналогов закон вызвал среди заключенных волну возмущения. Даже в самой Франции раздавались голоса, которые подвергали резкой критике этот имеющий обратную силу закон о коллективной вине.

Между тем к нам прибыла еще одна большая группа фронтовых товарищей из нашей дивизии.

Постепенно становилось ясно, с каких точек зрения, по мнению французской стороны, должно проводиться предварительное следствие.

Бывшим военнослужащим дивизии СС «Дас Рейх» ставились в вину все так называемые «преступления», которые были совершены в Южной Франции на определенном расстоянии от мест дислокации подразделений дивизии. И теперь военнослужащие должны были доказывать, что они лично не принимали в этом участие. Такое «перевертывание бремени доказывания» явилось прямым следствием того обстоятельства, что в Нюрнбергском приговоре войска СС были объявлены преступной организацией.

Что же касается марша дивизии в Нормандию, то была установлена полоса ответственности шириной около 30 километров по обе стороны от маршрута движения. И в этой второй части предварительного следствия французы исходили из того же утверждения: все боевые действия, которые в известное время велись в этом районе, ставились в вину дивизии СС «Дас Рейх» как так называемые «преступления». И в этом случае каждый военнослужащий дивизии в отдельности должен был доказывать свою невиновность. Под «преступлениями» военный трибунал понимал практически все военные действия, которые велись против военных баз маки. При этом каждый сгоревший дом рассматривался как поджог, а каждая смерть среди партизан маки или мирного населения – как убийство в соответствии с Гражданским кодексом. Однако при таком подходе военный трибунал совершенно упускал из виду, что по заявлению командования вооруженных сил союзников к моменту выступления дивизии они признали партизанские отряды в качестве французских регулярных частей и тем самым боевые действия против них подпадали под понятие регулярных боевых действий.

Два года спустя, в течение 1950 года, наконец начались собственно допросы. Из французского города Перигё регулярно привозили военнослужащих дивизии, разбитых по подразделениям. Всякий раз мы радовались встрече со старыми знакомыми.

В течение многих недель ежедневно проводились допросы. При этом заключенные пользовались услугами французских адвокатов. Благодаря оплате их услуг, которую взяло на себя Центральное ведомство правовой защиты в Бонне, французские адвокаты, действовавшие сначала как защитники, назначенные судом, стали добровольно выбранными защитниками.

Время от времени эти адвокаты выражали в беседах со своими клиентами, немецкими заключенными, свое удивление по поводу позиции, занятой правительством Федеральной Республики Германии (ФРГ была образована в сентябре 1949 г. на территории зон оккупации западных союзников – США, Великобритании и Франции. В ответ на территории советской зоны оккупации была провозглашена ГДР (которая вошла в состав ФРГ в октябре 1990 г.). – Ред.), которое хотя и поддерживало материально и финансово своих сограждан, находящихся под следствием во Франции, однако ни разу с момента своего существования не потребовало от французского правительства вернуть пленных немцев на их родину. Такой шаг любого правительства рассматривался бы как само собой разумеющийся. И сами заключенные отказывались понимать такую позицию правительства ФРГ в этом вопросе.

Что же касалось материальной стороны дела, то правительство ФРГ поддерживало немецких военнопленных, находящихся во французских тюрьмах и лагерях начиная с 1949 года. Каждый военнопленный ежемесячно получал 1000 франков, что составляло около 12 немецких марок. Кроме того, несколько раз пленным раздавалось нижнее белье, и каждый получил также новый гражданский костюм и одну пару туфель.

Однако особых заслуг в благородном деле заботы о заключенных добились два немецких священника: евангелистский священник Фридрих и католический пастор Прокоп. Оба священника сделали очень много, чтобы смягчить душевную боль заключенных, и, кроме того, они были единственной ниточкой, связывавшей узников с Германией. Мы навсегда останемся благодарны им.

Пастор Фридрих подорвал свое здоровье в этом многолетнем изнурительном труде. Он вернулся в Германию совершенно больным человеком и умер в стенах своей родной общины через несколько лет после окончания своей благородной миссии.

Весной 1951 года, еще до начала различных судебных процессов, наконец начали выпускать на свободу первых солдат дивизии – после прекращения производства по их делам. Это вызвало всеобщую радость. Наконец-то лед тронулся – начало было положено!