Я, конечно, был не столь опытен, как маэр, но вести беседы я тоже умел. Я был всегда осмотрителен в ответах, неизменно любезен. Через несколько дней мы мало-помалу начали проникаться уважением друг к другу. Это не была дружба, как с графом Трепе. Маэр никогда не предлагал мне забыть о его титуле или садиться в его присутствии, и тем не менее мы сделались довольно близки. Трепе был мне другом, маэр же был как малознакомый дедушка: добрый, но старый, строгий и сдержанный.

У меня сложилось впечатление, что маэр очень одинок и поневоле вынужден держаться в стороне от своих подданных и придворных. Я начинал подозревать, что он писал к Трепе, чтобы отыскать себе товарища. Кого-то достаточно умного, но при этом не имеющего отношения к придворным интригам, с кем можно было бы время от времени побеседовать по душам.

Поначалу я отмел эту мысль как невероятную, но дни шли за днями, а маэр по-прежнему ни словом не упоминал о том, для чего я ему понадобился.

Будь у меня моя лютня, я мог бы приятно проводить время, но лютня по-прежнему лежала в Северене-Нижнем, и у меня оставалось всего семь дней до того срока, когда она перейдет во владение ломбардщика. Так что музыки у меня не было — только пустые гулкие комнаты и опостылевшее безделье.

По мере того как вокруг меня распространялись слухи, ко мне начали являться с визитом разные придворные. Некоторые делали вид, будто рады со мной познакомиться. Другие притворялись, что хотят посплетничать. Я подозревал даже, что несколько раз меня пытались соблазнить, но я тогда так плохо разбирался в женщинах, что был неуязвим для подобных заигрываний. Один господин пытался даже занять у меня денег. Я с трудом удержался, чтобы не расхохотаться ему в лицо.

Все они говорили разное и вели себя по-разному, более или менее тонко, однако всем им нужно было одно: вытянуть сведения обо мне. Однако, поскольку маэр распорядился, чтобы я ничего о себе не сообщал, все эти разговоры были короткими и бестолковыми.

Все, кроме одного, надо сказать. Но исключение лишь доказывает правило.

С Бредоном я познакомился на четвертый день своего пребывания в Северене. Было довольно рано, но я уже бродил по своим комнатам, сходя с ума от скуки. Завтрак миновал, до обеда оставалось еще несколько часов.

За сегодняшний день я успел побеседовать с тремя придворными, явившимися выведать, кто я такой. Я ловко избавился от них, пользуясь любым случаем завести разговор в тупик. «Откуда же вы приехали, мой мальчик?» Ой, ну, знаете, как это бывает, я столько путешествую… «А ваши родители?» А что родители? Ну да, у меня были родители. Даже двое. «А как вы попали в Северен?» Ну, как-как. Приехал. В основном в почтовой карете. Хотя частично и пешком. Прогулки так полезны для легких… «А что вы делаете здесь?» Как что? Наслаждаюсь приятными беседами. Встречаюсь с интересными людьми. «Вот как? И с кем же?» Ой, да с кем только я не встречаюсь! Вот хотя бы и с вами, лорд Превек. Вы весьма занятная личность, не правда ли?

И так далее и тому подобное. Рано или поздно даже самый назойливый разносчик сплетен уставал и уходил восвояси.

Хуже всего было то, что эти недолгие беседы были моим единственным развлечением за день, если, конечно, меня не позовет маэр. Пока что мы встречались за легким обедом, трижды — на прогулках в саду и один раз — поздней ночью, когда все разумные люди давно спят. Дважды посыльный Алверона будил меня от крепкого сна еще до того, как небо принималось голубеть перед рассветом.

Я прекрасно вижу, когда меня испытывают. Алверон желал удостовериться, что я в самом деле готов быть в его распоряжении в любое время дня и ночи. Он следил и ждал, не рассержусь ли я на такое небрежное обращение.

И я старательно подыгрывал ему. Я был обаятелен и безукоризненно вежлив. Я приходил по первому зову и убирался, как только он давал понять, что я больше не нужен. Я не задавал неуместных вопросов, ничего не требовал, а остальное время суток проводил, скрежеща зубами, расхаживая по своим чересчур просторным апартаментам и пытаясь не думать о том, сколько дней у меня осталось, прежде чем истечет оборот, отведенный мне на то, чтобы выкупить лютню.

Неудивительно, что на четвертый день, как только ко мне постучали, я опрометью бросился к двери. Я надеялся, что меня снова вызывают к маэру, но, в сущности, сейчас я был рад любому поводу отвлечься.

Я отворил дверь. На пороге стоял немолодой мужчина, аристократ до мозга костей. Это было видно и по костюму, но куда важнее был тот факт, что он носил свое богатство с привычным безразличием человека, который родился богатым и знатным. Новоиспеченные дворяне, самозванцы и богатые торговцы просто не способны себя так держать.

Вот, к примеру, дворецкий Алверона одевался богаче, чем половина здешних аристократов, но, невзирая на всю уверенность, с которой держался Стейпс, выглядел он все равно как пекарь, нарядившийся в свой лучший костюм.

Сам я, благодаря портным Алверона, был одет не хуже прочих. И цвета мне шли: черный, вишневый, цвет весенней листвы, с серебряным галуном по обшлагам и воротнику. Однако, в отличие от Стейпса, я носил богатую одежду с небрежностью аристократа. Да, конечно, парча колючая. Да, конечно, все эти пуговицы, пряжки и множество слоев ткани делают любой костюм жестким и неуклюжим, как кожаный доспех наемника. Но я носил все это так непринужденно, как если бы это была моя вторая кожа. Понимаете, это ведь был костюм, и я играл свою роль, как может ее играть только актер.

Итак, как я уже говорил, я отворил дверь и увидел на пороге пожилого аристократа.

— Вы и есть Квоут, не так ли? — спросил он.

Я кивнул, несколько застигнутый врасплох. В северном Винтасе принято было договариваться о встрече через слуг. Посыльный обычно приносил записку и кольцо с выгравированным на нем именем владельца. Прося о встрече с человеком более знатным, следовало отправить золотое кольцо, договариваясь с кем-то более или менее равным — серебряное, а с человеком более низкого ранга — железное.

У меня, разумеется, ранга не было вовсе. Ни титула, ни земель, ни семьи, ни благородной крови. Я был низшим из низших, но здесь этого никто не знал. Все предполагали, что таинственный рыжеволосый юноша, проводящий так много времени с Алвероном, непременно должен быть знатен, и о моем происхождении и положении ходило много слухов и разговоров.

А главное, я до сих пор не был официально представлен ко двору. И, как таковой, я не имел официального ранга. Это означает, что мне присылали только железные кольца. А от встречи, предложенной с железным кольцом, обычно не отказываются, из опасения оскорбить вышестоящую особу.

Так что я был изрядно удивлен, обнаружив за дверью этого аристократа. Он был явно знатен, однако явился без предупреждения и приглашения.

— Можете звать меня Бредоном, — продолжал он, глядя мне в глаза. — В тэк играете?

Я покачал головой, не зная, как себя вести.

Он разочарованно вздохнул.