Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вопрос можно?
— Конечно, — разрешил Святослав Филиппович.
— Кто родители у мальчика?
— Отцу принадлежит какая-то сеть магазинов молодежной одежды, название я и не выговорю. Не «Коллинз», конечно, но на жизнь хватает. Соседи — мы с ними в одном подъезде живем. Цени, Женя, я их по знакомству-соседству мог бы и забесплатно к тебе отправить.
«Правда, тогда ты не будешь так усердно стараться и не станешь так крепко держать язык за зубами», — подумал главный врач, разглядывая своего собеседника.
— Я ценю, Святослав Филиппович. — Маленькие уши Евгения Юрьевича слегка покраснели.
— Вот и цени, Женя. Все, пора отдыхать.
— Я сегодня дежурю, Ольга Семеновна попросила дыру заткнуть.
— А я не дежурю. — В предвкушении отдыха Святослав Филиппович не смог удержаться от довольной, какой-то кошачьей, улыбки. — Заведующими Ольга Семеновна в порядке исключения может дыру в расписании заткнуть, а мной — нет.
— Если бы я был бы начальником всей «скорой помощи», то ни за что не стал бы работать по выходным, — поморщился сын, вольготно, совсем по-взрослому развалившийся на переднем сиденье.
— Начальник всей «скорой помощи» зовется главным врачом, — машинально поправила Елена. — И кажется, я уже объясняла тебе, что руководить — это делать не что хочется, а что надо.
— Мам, не занудствуй! Ты же прекрасно поняла, что я хотел сказать. И какой тогда смысл становиться начальником?
— У каждого свои резоны. — На светофоре загорелся зеленый свет, и в ту же секунду сзади нетерпеливо засигналили. — Вырастешь и решишь для себя — надо оно тебе или нет.
Елена не отказала себе в удовольствии не спеша тронуться с места. Времени у нее было много, а проблемы нетерпеливого водителя наглухо тонированной «шестерки» ее нисколько не волновали. Своих было достаточно…
Соблазнительная в своем бесстыдстве мысль пришла вчера вечером, когда по одному из телевизионных каналов показывали старую и очень наивную комедию «Ты — мне, я — тебе».
Мысль была вот какая — попросить Михаила Юрьевича помочь Данилову. Чем-чем, а связями и влиянием, необходимыми для благоприятного исхода дела, главный врач обладал. Вопрос в другом — насколько уместна такая просьба и захочет ли он ее выполнить? Не будет ли это выглядеть чем-то вроде вымогательства и шантажа?
Впрочем, какое тут вымогательство?! Куда податься несчастной женщине с такими вот семейно-медицинскими проблемами? К кому ей обращаться за помощью? И почему нельзя обратиться к своему начальнику, с которым у них, кажется, наладилось взаимопонимание?
Ах, Вовка, Вовка, хрен моржовый, умеешь ты, кичась своей независимостью, задать всем проблем!
Ну, а что плохого в принципе «ты — мне, я — тебе»? На нем и стоит наш мир, мир, все обитатели которого делятся на своих и чужих.
В конце концов, она же сделала то, о чем просил ее главный врач. Пусть обстоятельства сложились так, что сами вынудили ее к этому, но первопричина все равно в желании Михаила Юрьевича подкопаться под Калинина, резвого мальчика-попрыгунчика.
«А-а, семь бед — один ответ! — решила Елена. — Попытка не пытка, тем более что можно умело изобразить подавленность и, если главный врач задаст вопрос, рассказать о проблеме и, словно экспромтом, попросить о помощи».
А если не задаст? Если вообще не заметит ее настроения? Что она ему — жена или любовница?
Не задаст — так все равно будет экспромт, только уже без наводящего вопроса. И не надо так мандражить — скорее всего он не откажет. Не должен отказать, ведь куда выгоднее помочь, а потом в свою очередь обратиться с новой просьбой. Принцип мафии — умножай число людей, обязанных тебе, и ты станешь непобедимым.
Остановившись у «Макдоналдса» (лучше сделать два лишних разворота на Садовом кольце, чем дергаться, гадая — перешел ребенок дорогу по светофору или просто ломанулся наперерез автомобилям), Елена выдала сыну триста рублей и предупредила:
— Никуда не уходи. Я не очень долго, максимум — час с небольшим. И не вздумай выключать мобильный.
Она намеренно завысила время вдвое против ожидаемого, чтобы Никита не волновался в случае задержки.
— Да с такими деньгами я здесь до вечера просижу! — обрадовался Никита, вылезая из машины.
Елена проводила его взглядом до дверей, радуясь тому, как вырос сын, и немного огорчаясь его все более заметному сходству с отцом. Хорошо, если сходство останется только внешним. Не очень хочется, чтобы сын стал такой же бездушной скотиной, как и его отец, ошибка ее молодости. А кто виноват? Ну да — сама она и виновата. Настроила себе воздушных замков, непременным обитателем которых был Вова Данилов, а когда все замки рухнули (Данилов и законный брак — это до сих пор несовместимые понятия), поспешила выйти замуж за первого же симпатичного мужика, показавшегося ей более-менее надежным.
Данилов, при всех своих закидонах и тараканах, живой и настоящий. С ним тепло. Первый и пока что последний, муж был хорошо спроектированным роботом, имевшим одну-единственную цель в жизни — удовлетворение собственных потребностей. На все остальное, в том числе и на жену с сыном, ему было наплевать.
— Адвокат должен быть бесстрастным! — отвечал он на все Еленины упреки.
— Бесстрастие и бездушие — это совершенно разные понятия! — однажды не выдержала Елена.
Обложив опешившего мужа площадной бранью, а заодно по косточкам разобрав все его мнимые достоинства (тоже с обильным использованием нецензурной лексики), Елена потребовала развода…
В приемной главного врача — ни души. Двери, ведущие в его кабинет, были открыты нараспашку.
— Здравствуйте, Елена Сергеевна!
Главный врач находился в преотличном расположении духа. «Это добрый знак», — подумала Елена, усаживаясь на стул.
— Извините, чаев и кофеев сегодня не предлагаю, — развел руками главный врач.
— Нечего меня баловать, — улыбнулась Елена и положила на стол пластиковую папку, которую держала в правой руке. — Вот, Михаил Юрьевич, прошу ознакомиться…
— Это чуть позже. Давайте сначала про Майю Константиновну, — велел Михаил Юрьевич. — Я же вас правильно понял?
— Да, совершенно верно, — кивнула Елена. — Ситуация такая. До нашей с вами прошлой встречи Анатолий Сергеевич относился ко мне хорошо. А тут вдруг в один день, во время телефонного разговора, я получаю два замечания, причем по каждому с меня затребовано письменное объяснение. Комментарии, мне кажется, излишни?
— Излишни, — буркнул главный врач. — А вы сами никому не говорили о нашей беседе?
— Ни одной живой душе, Михаил Юрьевич. Уверена, что и вы тоже.
— Правильно уверены.
Главный врач подпер подбородок кулаком правой руки, локоть которой опирался на подлокотник его кресла, прикрыл глаза и молча просидел в такой позе несколько минут.