Вот таким человеком был Харрис. Очень скоро весь Уэльс охватило евангелистическое возрождение. На сцену вышли другие проповедники. Движение разрослось, и за сто лет неверующее крестьянство превратилось в самый богобоязненный слой населения Британских островов. И на пике популярности движения удивительный Харрис внезапно ушел от мира! Он организовал секту, члены которой вложили все свои сбережения в общественный фонд. «Семья», как ее называли, была религиозной и трудолюбивой. Они стригли шерсть и вязали из нее разнообразные изделия. Купили печатный станок, усовершенствовали земледелие. В ту пору, когда в Англии только начинали знакомиться с энергией пара, диковинная секта Хауэлла Харриса стала провозвестником промышленной революции в Уэльсе.

Один инцидент в бурной карьере Хауэлла Харриса почти невероятен. В 1759 году, во время войны с Францией, он вступил в местное ополчение! По всей вероятности, и волонтером он был не худшим, чем евангелистом, так как вскоре его сделали прапорщиком, а потом и капитан-лейтенантом. Увы, во время войны он дошел лишь до Ярмута, иначе мы бы услышали о нем гораздо больше! Последние его годы прошли в общине. Пятнадцать священников приобщали святых тайн конгрегацию из двадцати тысяч человек, пришедших на его похороны.

Среди героев Уэльса он занимает одно из первых мест. Благодаря Харрису и его великим последователям, один из которых — достопочтенный Томас Чарльз, зачинатель движения воскресных школ в Уэльсе, Бала по праву считается религиозным центром княжества. В Бале имеется теологический колледж.

Харрис и Чарльз не менее удивительны и интересны, чем Ллевелин и Глендовер. Даже человек, ненароком заглянувший в Уэльс, непременно о них услышит. Валлийская часовня и воскресная школа значат для Уэльса больше, чем может это себе представить англичанин, шотландец или ирландец. Интеллектуальная жизнь Уэльса выросла в этих не отличающихся красотой зданиях. Часовня в Уэльсе не просто церковь: это клуб, в котором сосредоточена вся религиозная и социальная жизнь сообщества. В часовне читают лекции, здесь же дают концерты, здесь собираются члены литературных кружков.

Чарльз, создавший воскресную школу — а валлийская воскресная школа предназначена не только для детей, но и для взрослых, — был противоположностью пылкому Харрису. Харрис и его «возрожденцы» пробудили в людях тягу к религии. Люди, что шли за ним, как Чарльз из Балы, были студентами и организаторами. Воскресные школы Чарльза начинались просто: в них учили читать. Впоследствии они стали средоточием культурной жизни Уэльса. В этих школах валлийский язык и сохранился, и обогатился.

Роман валлийской церкви с валлийской воскресной школой — часть долгой и славной истории Уэльса.

2

Маленькая ферма крепко стоит на земле в тени высокой горы. Стены большой темной кухни облицованы крупными плитками голубого сланца. С потолка на крюках свисают окорока. В этой комнате старая миссис Эванс целый день метет, моет и хлопочет возле огромного очага. Дверь закрывается только на ночь, так что частенько петух в сопровождении своего гарема стоит на пороге, подняв лапу, и с любопытством смотрит в полумрак.

Моя спальня — странное место: она выбивается из общего стиля. Дело в том, что летом старые мистер и миссис Эванс немного подрабатывают — сдают спальню гостям из города. С течением времени эта комната стала похожа на все арендуемые помещения. Ее изобличает некая фальшь, столь отличная от почти суровой реальности фермы. Кровать из мореного дуба, обтянутое ситцем кресло-качалка… в маленькой комнате все еще витает дух жившей здесь до меня худенькой учительницы. Миссис Эванс, пытаясь угодить городским гостям, в одно из редких посещений Шрусбери купила для комнаты несколько бессмысленных украшений. Одно из них — фарфоровый юноша в присыпанном золотом костюме восемнадцатого века, любезно склонившийся перед безносой девушкой. В комнате есть две картины. Одну из них, вероятно, купили вместе с фигурками. На ней изображена смерть генерала Гордона, на другой картине — исключительно глупого вида девушка с длинными волосами. В разгуле фантазии художник назвал картину «Вольная страсть».

Со всей этой нереальностью контрастируют три карточки с черными уголками. Они повешены над дверью в рамках. Это — фотографии умерших родственников семьи Эванс. Единственная литература, которую удалось обнаружить, нашлась под подушкой в кресле-качалке: три экземпляра журнала мод «Уэлдоне» за прошлый год. Наверняка их позабыла рассеянная учительница.

Из окна этой чистой, женственной комнатки можно увидеть свинарник, поглощающий всю жизнь мистера Эванса, а также кур, уток и гусей, отнимающих часть жизни миссис Эванс. Прямо на ферму с горы бежит ручей, отчего земля здесь очень влажная и болотистая. Впрочем, в этом есть и преимущество — природный бассейн для уток и гусей.

Миссис Эванс — само очарование. Годы тяжелого труда и горе оставили сотни морщин на ее лице. Можно было бы назвать это лицо печальной картой, если бы оно не освещалось твердой верой в доброту и мудрость Господа.

«Все к лучшему», — говорит она. Думаю, она сказала это и после того, как два ее сына погибли во Франции.

Это, конечно же, трагедия старого мистера Эванса. На маленькой ферме ему помогают не его кровь и плоть, а — от случая к случаю — двое местных парней. После смерти фермера некому будет продолжить его дело. В Англии живет замужняя дочь, но это совсем другое. Двое стариков остались одни в кухне со сланцевым полом, и их жизнь почти закончена, а из сумрака, с каминной полки, на них смотрят двое молодых людей в форме валлийских фузилеров.

Мистер Эванс — энергичный маленький валлиец с ироничным взглядом. Его старческое лицо напоминает орех, но серые глаза светятся, как у юноши. Единственные книги, которые он читает, — валлийская Библия и сборник псалмов. Тем не менее он обладает разнообразнейшими знаниями и помнит уйму валлийских легенд. Как истинный кельт, он уважает всех поэтов и писателей. Ему нравится, когда я сижу за кухонным столом и пишу при свете масляной лампы, потому что процесс связывания слов в предложения его завораживает. Когда я нелицеприятно высказываюсь о некоторых поэтах и писателях (а это бывает довольно часто), он обижается, поэтому я меняю тему и говорю что-нибудь забавное, заставляя его смеяться. Думаю, в его генах заложено древнее уважение к бардам.

Как-то раз я попросился вычистить свинарник. Сказал, что писательство — дело для стриженых женщин и длинноволосых безумцев. Он явно расстроился, и мне никак не удавалось уговорить его дать мне вилы.

К вечеру он очень устает и садится возле очага с миссис Эванс. Старушка усердно вяжет что-то из черной шерсти. Иногда мистер Эванс берет Библию и читает жене по-валлийски. Иной раз поворачивается ко мне, если я пишу что-то рядом:

— Простите, может, я вам мешаю?

Я говорю, что мне ничто не мешает. Это неправда: я сижу, притворяясь, что работаю, а сам слушаю древний язык Британии. Слова поднимаются и падают, словно река, несущаяся с горы.

Возможно, самые важные эпизоды его жизни связаны с молитвенными собраниями. Иногда он рассказывает о великих проповедниках, которых ему приходилось слышать. Он говорит о них так, как грек мог бы говорить о Демосфене. Рассказывает, что его отец однажды слышал проповедь Джона Элиаса на Англси. Он считает Элиаса величайшим проповедником всех времен и народов.