Одна из четырех пирог, на которых индейцы ездили для сбора Juvia, была почти целиком наполнена тем видом тростника (Carice), что идет на изготовление сарбаканов. Тростник был длиной в 15–17 футов; однако мы не могли на нем различить ни одного следа узлов, служащих для прикрепления листьев и веток. Он был совершенно прямой, гладкий снаружи, идеально цилиндрической формы.

Эти Carices растут у подножия гор Юмарикин и Гуаная. На них существует большой спрос даже за Ориноко, где они носят название тростника из Эсмеральды. Охотник всю жизнь хранит один и тот же сарбакан. Он хвастается его легкостью, точностью боя и лоском, как мы хвастаемся теми же качествами нашего огнестрельного оружия.

Какое же однодольное растение[273] дает этот прекрасный тростник? Были ли это действительно междоузлия (internodia) злака из подсемейства Nostoideae или, может быть, этот Carice не что иное, как какое-нибудь осоковое[274], лишенное узлов? Я не берусь решить этот вопрос, как не могу определить род, к которому принадлежит другое растение, употребляемое для изготовления рубах Marima.

На склоне Серро-Дуиды мы видели рубашечные деревья высотой свыше 50 футов. Индейцы вырезают из них цилиндрические куски диаметром в 2 фута и снимают красную волокнистую кору, тщательно следя за тем, чтобы не сделать продольного надреза. Эта кора служит им чем-то вроде одежды, напоминающей мешки без шва из очень грубой ткани.

Верхнее отверстие предназначено для головы; чтобы просунуть руки, делают две боковые дыры. Индеец носит рубахи Marima во время сильного дождя; они имеют форму poncho или ruana[275] из хлопчатобумажной ткани, столь распространенных в Новой Гранаде, Кито и Перу.

Так как в здешних странах богатство благодетельной природы считается основной причиной лени жителей, то миссионеры не упускают случая говорить, указывая на рубахи Marima, что «в лесах Ориноко совершенно готовая одежда растет на деревьях». В добавление к рассказам о рубахах можно упомянуть еще про остроконечные шапки из цветочных влагалищ некоторых пальм, похожие на шапки из редкой ткани.

Во время празднества, на котором мы присутствовали, женщины не принимали участия ни в танцах, ни в каких-либо общих развлечениях; с печальным видом они подавали мужчинам жареных обезьян, алкогольные напитки и пальмовую капусту.

Я упоминаю о последней, по вкусу сходной с нашей цветной капустой, лишь потому, что нигде нам не приходилось видеть такие огромные экземпляры. Неразвившиеся листья сливаются с молодым стеблем; некоторые измеренные нами цилиндры были длиной в 6 футов и диаметром в 5 дюймов.

Другое значительно более питательное вещество – животного происхождения – это рыбья мука. По всему Верхнему Ориноко индейцы жарят рыбу, сушат ее на солнце и вместе с костями превращают в порошок. Я видел кучи в 50–60 фунтов такой муки, напоминающей муку из маниоки. Когда хотят ее поесть, к ней добавляют воды и получают тесто.

Во всех климатических поясах обилие рыбы приводит к изобретению одних и тех же способов ее сохранения. Плиний и Диодор Сицилийский описали рыбий хлеб ихтиофагов[276], живших у Персидского залива и на берегах Красного моря.

В Эсмеральде, как и во всех других миссиях, индейцы, не пожелавшие принять крещение и просто причисленные к общине, придерживаются полигамии. Число жен у разных племен очень различно; больше всего их у карибов и у всех народов, среди которых долгое время сохранялось обыкновение умыкать девушек соседних племен. Можно ли говорить о семейном счастье в таком неравном союзе?

Как у большинства очень диких народов, женщины находятся в состоянии своего рода рабства. Мужья пользуются почти неограниченной властью, а потому в их присутствии не раздается ни одной жалобы. В доме царит внешнее спокойствие, и все жены торопятся предупредить желания требовательного и угрюмого господина; они ухаживают одинаково и за собственными детьми, и за детьми своих соперниц.

Миссионеры утверждают (и им вполне можно поверить), что этот внутренний мир, результат испытываемого всеми женами страха, серьезно нарушается, если муж долго отсутствует. Тогда жена, первая вступившая в брак, третирует остальных как наложниц и служанок.

Ссоры продолжаются до возвращения господина, который умеет утихомирить страсти звуком своего голоса, простым жестом, а если сочтет нужным, то и несколько более сильными средствами. Некоторое неравенство в правах между женами отражено у таманаков в их языке. Муж называет вторую и третью жену подругами первой; первая жена называет подруг соперницами и врагами (ипукятойе), что, конечно, менее вежливо, но правильней и выразительней.

Так как вся тяжесть работы ложится на несчастных женщин, то нет ничего удивительного, что среди некоторых народов их очень мало. В таких случаях создается своего рода полиандрия, которую мы встречаем, но в более развитой форме, в Тибете и в горах, расположенных на южном конце полуострова Индостан.

Среди индейцев авано и майпуре у нескольких братьев часто бывает всего одна жена. Если индеец, имеющий много жен, принимает христианство, миссионеры заставляют его выбрать из них ту, которую он хочет сохранить, а от остальных отказаться. Момент расставания бывает трудным: новообращенный обнаруживает самые ценные качества в тех женах, с которыми он должен разлучиться.

Одна хорошая огородница, другая умеет приготовлять чизу, опьяняющий напиток из корня маниоки; все кажутся ему одинаково необходимыми. Иногда желание сохранить жен берет у индейца верх над тяготением к христианству; но чаще всего муж предпочитает подчиниться, как слепому року, выбору миссионера.

От индейцев, которые с мая по август бродят к востоку от Эсмеральды и собирают растительные продукты в горах Юмарикин, мы получили точные сведения о течении Ориноко к востоку от миссии. Эта часть моей путевой карты резко отличается от предшествовавших карт. Я начну описание этих мест с гранитного массива Дуиды, у подножия которого мы прожили некоторое время.

С запада он ограничен рекой Таматама, с востока – рекой Гуапо. Между этими двумя притоками Ориноко, среди Morichales, то есть рощ пальм мориция, окружающих Эсмеральду, протекает река Содомони; она знаменита превосходными ананасами, растущими на ее берегах. 22 мая я измерил в саванне, расположенной у подножия Дуиды, базис длиной в 475 метров; угол, под которым была видна вершина горы на расстоянии 13 327 метров, все еще равнялся 9°.