Меч лег на привычное место на плече. Уже не эльф, уже не принц и уже не Элеман пошел к выходу из храма.

Когда я садился на первого попавшегося коня, чтобы ехать в Астальдолондэ, ко мне подбежала Кина:

– Элидор, а как же я? Я улыбнулся:

– Едем.

– Я с вами. – К нам подходил Наргиль. – Уж не знаю, как вас и называть.

– Зовите меня Элидор.

Утреннее солнце вызолотило нежные вершины сосен, искрами зажгло капли росы на высокой траве, разогнало серую хмарь, затянувшую небо.

Эльрик сидел, прислонившись спиной к ногам Тарсаша, и наблюдал, как солдаты лорда Альберта сворачивают лагерь.

Скакун давно привык к тому, что любимый хозяин использует его как спинку кресла. Стоял неподвижно, прядая острыми ушами. Похоже, ему нравилось, когда Эльрик сидел вот так. Конь опускал иногда узкую голову, тыкался ноздрями в волосы шефанго, фыркал негромко.

Он не любил только, когда Эльрик курил. И де Фокс рядом с Тарсашем даже не доставал трубку.

– Не сегодня-завтра будем в Гиени. – Молодой герцог присел на мокрую траву рядом с императором. Достал трубку.

– Сегодня.

– Вы, как всегда, самоуверенны.

– Я знаю эти места.

Когда лорд Альберт затянулся, окутавшись дымом, Эльрик поднялся на ноги. Тарсаш тут же развернулся к герцогу хвостом, не отходя, впрочем, от де Фокса.

– Складывается впечатление, что ваш конь здорово не любит меня, – заметил аквитонец. – Право же, будь он разумен, я бы решил, что он специально дает мне это понять.

– Тарсаш разумен, – очень серьезно сказал шефанго. – И он вообще никого не любит. Особенно тех, кто курит.

– Ну-ну, – хмыкнул герцог. – Как же вы с ним уживаетесь?

– Я люблю его. – Эльрик пожал плечами. Скакун выгнул стройную шею, потянулся назад и уложил голову на плечо хозяина. Стоять так ему было неудобно, но он стоял, замерев, прикрыв чудные зеленоватые глаза.

Дурея от захлестнувшей с головой волны благодарного изумления, император погладил коня по храпу.

Словно получив то, что ему причиталось, Тарсаш вдруг развернулся к герцогу, близко заглянул в лицо и заржал, как засмеялся, бесстыже скаля ровные белые зубы.

Лорд Альберт отшатнулся, едва не выронив трубку.

– Ну вас к бесам, со всей вашей магией! – буркнул он. – Я вообще удивляюсь, как вы, с вашей истинно рыцарской учтивостью, могли выбрать себе такого коня.

– Это у меня учтивость? – искренне удивился Эльрик.

– У вас. Просто вы ею не пользуетесь.

– Надеюсь, вы не обиделись на Тарсаша, герцог? – Голос шефанго смеялся, но лицо – та часть, что не закрыта была маской, – оставалось серьезным.

– Если он действительно разумен, то обиделся. Я подумаю, не лишить ли его довольствия. Все готовы?! Вперед! – заорал лорд Альберт, вопреки обыкновению не возложив провозглашение приказа на верного Дика.

Солдаты снялись с места, и уже скоро небольшая колонна исчезла в лесу, оставив на поляне следы лагеря и черные раны кострищ.

Это путешествие через кишащий Тварями лес не шло ни в какое сравнение со странствиями в Гнилом мире. Вот только солдатам Аквитона сравнивать было не с чем. Они не были трусами, эти вояки, единственные уцелевшие после разгрома армии герцогства. И выжили потому, что оказались более умелыми, более подготовленными, может быть, более дисциплинированными, чем другие.

Альберт не знал, уцелел ли еще хоть кто-нибудь после боя за столицу. Они с Диком и еще десятком бойцов – все, что осталось от сотни, которой командовал молодой наследник герцогства, – сумели собрать по лесам разрозненные группки и объединить их в отряд.

Тех, кто не счел нужным подчиняться приказам лорда, убили без жалости и промедления, в назидание остальным. После этого дисциплина установилась железная, и часто только она и выручала горстку людей, бредущих через бесконечные, ставшие враждебными и смертельно опасными леса Аквитона.

Эльрик со своим Мечом, неуязвимый и огромный, сперва вызывал суеверный ужас, потом, когда к нему привыкли, – сдержанное, но откровенное восхищение. Кем восхищались больше, им или Оружием, де Фокс не знал, да и не задавался такими вопросами.

Тарсаш же получал свою долю изумленного восторга с видом царственным и как-то по-верблюжьи надменным.

Эльрик потешался над ним, когда некому было услышать – услышали, сочли бы за безумца (не слишком, кстати, ошибаясь). Тарсаш на насмешки отвечал презрительным фырканьем и клянчил сухари, позабыв всякое стеснение.

Меч же… Меч был страшен.

Снова пыль дорог и латы,

Снова небо стало ближе,

Снова мы с тобой солдаты,

Снова смерь в лицо нам дышит.

Я опять перестал что-либо понимать. Когда я ворвался в столицу, у меня было одно желание: послать всех куда подальше и лететь на Материк – попытаться там сделать хоть что-нибудь. Я так и поступил. Но сейчас за мной шли полторы сотни бойцов. Они ничего не предлагали и ничего не требовали. Эти эльфы просто шли за полусумасшедшим принцем (а сейчас даже и не принцем). Может, они тоже были сумасшедшими? Но среди них был Наргиль. А сумасшедшие не бывают капитанами гвардии. По крайней мере, не на Айнодоре.

А к нам продолжали подходить эльфы, по одиночке и группами, подходить и, представившись, оставаться. Когда мы остановились на ночевку, с нами было без малого четверть тысячи бойцов. Все они были вооружены, и почти каждый из них успел поучаствовать в какой-нибудь войне.

В путь, в рассветы и закаты!

Позабудь балы и роскошь.

Снова мы с тобой солдаты.

Меч поет, покинув ножны.

Начинало темнеть. Наргиль распорядился насчет ужина, а я собрал своих самопровозглашенных командиров.

– Господа, я знаю, зачем я иду на Материк. Меня интересует, зачем идете вы и почему вы идете со мной?

В ответ раздался нестройный хор голосов. Они, все как один, в меня верили, они восхищались моим героизмом, они были абсолютно не согласны с политикой Совета, и они хотели убивать орков.

Последнее меня добило.

Я дождался тишины:

– А теперь послушайте меня. Я иду на Материк воевать. Воевать с Мраком и со всеми, кто ему служит. Я не собираюсь воевать с Темными, если вы понимаете разницу. Вполне возможно, что нашими союзниками будут шефанго. Те, кто согласится идти со мной, должны подчиняться мне беспрекословно. Если я говорю: «идите туда» – вы идете туда. Если я говорю: «убейте этих людей» – вы должны будете убить их. Вы можете потом задавать мне вопросы. Может быть, я отвечу на них, а может быть, скажу: «заткнитесь», и вы должны будете заткнуться. Те, кто согласен, могут продолжать путь со мной. Это все.