– В которого я влюбилась, когда мне было чуть больше двадцати. Если бы я не спрятала тело моего убитого мужа в нефтяном отстойнике, Филип, возможно, не отверг бы меня.

Ной не знал, как на это реагировать. Вновь протер вспотевший лоб.

– Вы убили вашего мужа? – наконец спросил он.

– Нет, моя сестра. Кармен застрелила его. Я спрятала тело, чтобы защитить ее и уберечь отца от скандала. Генерал Стернвуд, это наш отец, не отличался крепким здоровьем. И он…

На лице Дженевы отразилось недоумение, она замолчала.

– И он?.. – повторил Ной, побуждая ее продолжить.

– Нет, конечно, это была не я, а Лорен Баколл[101]в «Большом сне»[102]. Сыщика, Филипа Марлоу, сыграл Хэмфри Богарт.

Ной улыбнулся, хотя и не понимал, чему улыбается.

– Что ж, это очень уж трогательное воспоминание, пусть и ложное. Честно говоря, мне становится как-то не по себе, когда я вдруг вспоминаю, что вела себя плохо. Это настолько противоречит моей природе, что у меня и быть не могло таких воспоминаний, если бы мне не прострелили голову.

Количества сахара в пирожных и двух стаканов коки вполне хватало для того, чтобы вести интеллектуальную дискуссию на любую тему, но иной раз хотелось пива. А поскольку пива не было, он решил кое-что уточнить:

– Вам прострелили голову?

– Вежливый и хорошо одетый бандит ограбил наш магазин, убил моего мужа, ранил меня и скрылся. Я не буду рассказывать вам, как выследила его в Новом Орлеане и лично расправилась с ним, потому что случилось это с Алеком Болдуином, а не в моей реальной жизни. Но даже при том, что я мухи не обижу, я бы смогла пристрелить его, если б знала, как выследить. И думаю, выстрелила бы в него не один раз. Сначала в каждую ногу, чтобы заставить его страдать, потом дважды в живот и, наконец, один раз в голову. Я ужасно жестокая, дорогой?

– Не жестокая. Но более мстительная, чем я ожидал.

– Это хороший, честный ответ. Вы произвели на меня впечатление, Ной.

И одарила его одной из своих обаятельных улыбок.

Он тоже не мог не улыбнуться.

– Мне так нравится болтать с вами, – еще улыбка.

– Мне тоже.

Суббота: из Хоторна, штат Невада, в Бойсе, административный центр штата Айдахо. Четыреста сорок девять миль. Главным образом пустоши, яркое солнце, но ровная дорога.

Стая стервятников кружила над чьим-то трупом в пустыне к югу от Лавлока, штат Невада. Заинтригованный, Престон Мэддок тем не менее решил, что крюк делать не стоит.

На ленч они остановились у ресторана в Уиннимакке.

На дорожке, ведущей к входной двери, полчища муравьев пожирали жирное тело раздавленной пчелы. Вытекавшая из насекомого жидкость радужно блестела, совсем как пленка нефти на поверхности воды.

Конечно, он шел на определенный риск, появляясь с девочкой Рукой в общественных местах. Ее представление в пятницу, в кафетерии к западу от Вегаса, нервировало. Она могла бы добиться желаемого, не окажись официантка так глупа.

Большинство людей глупы. Такую оценку Престон Мэддок дал человечеству в одиннадцать лет. За последующие тридцать четыре года у него не нашлось оснований изменить ее.

В ресторане пахло жарящимися котлетами для бургеров. Ломтики картофеля купались в горячем масле. Жарился и бекон.

Он задался вопросом: а как пахла жидкость, сочащаяся из раздавленной пчелы?

Несколько человек сидели бок о бок у прилавка быстрого обслуживания. Все толстые. Жующие. Отвратительные.

Может, одного из них хватит инсульт или инфаркт во время ленча. Вероятность велика.

Рука вела их к кабинке. Села у окна.

Черная Дыра пристроилась рядом с дочерью.

Престон сел напротив. Его прекрасные леди.

О Руке, разумеется, речи нет, но вот Черная Дыра, конечно же, красавица, без всяких скидок. Хотя, пропустив через себя такое количество наркоты, должна была превратиться в старую каргу.

Когда она начнет сдавать, красота увянет быстро. За два-три года, не больше.

Возможно, он сумеет выжать из нее два помета до того, как прикосновение к ней начнет вызывать отвращение.

На подоконнике дохлая муха. Мерзость.

Он проглядел меню. Хозяевам следует сменить название заведения. Назвать его «Дворцом жира».

Естественно, Черной Дыре пришлось по вкусу далеко не все. Но, по крайней мере, она не жаловалась. Дыра пребывала в прекрасном расположении духа. И держалась хорошо, потому что редко принимала тяжелые наркотики в первой половине дня.

Подошла официантка. Уродина, с пучеглазым, щекастым, словно у рыбы, лицом.

Розовая, отглаженная униформа. Тщательно уложенные волосы с розовым бантом под цвет униформы. Накрашенная, подведенные глаза, помада на губах. Маникюр, лак на ногтях, приятно посмотреть, если бы не похожие на обрубки пальцы, такие же мерзкие, как вся она.

Очень уж она старалась выглядеть хорошенькой. Напрасный труд.

Для таких людей, как эта официантка, и существуют мосты. Мосты и высокие обрывы. Выхлопные трубы автомобилей и газовые духовки. Если бы она позвонила по горячей линии для самоубийц и какой-нибудь консультант убедил ее не совать в рот ствол пистолета, его старания не пошли бы человечеству на пользу.

Они заказали ленч.

Престон ожидал, что Рука обратится к Рыбьей Морде за помощью. Но нет. Она сидела тихо, как мышка.

Вчерашний ее выпад, конечно же, неприятно удивил, но его разочаровало ее нежелание повторить попытку. Ему нравились попытки Лайлани поднять бунт на корабле.

В ожидании заказа Дыра, как обычно, трещала без остановки.

Он и назвал-то ее Черной Дырой во многом потому, что ее психическая энергия и беспрерывная болтовня создавали мощное гравитационное поле, которое, не будь человек сильной личностью, грозило бы ему забытьем.

Он был сильной личностью. Никогда не отказывался от того, что следовало сделать. Никогда не отворачивался от правды.

И хотя он поддерживал разговор с Дырой, разговор этот занимал его постольку-поскольку. Потому что главным образом он жил в своем внутреннем мире.

Думал он о Дохляке, брате Руки. В последнее время он много думал о Дохляке.

Учитывая риск, на который пришлось пойти, он не получил полного удовлетворения от последней прогулки с мальчиком в леса Монтаны. Все произошло слишком быстро. А хотелось бы, чтоб о таких событиях оставались богатые воспоминания. Они его поддерживали.