— Я тебя уничтожу, — прошептал Николя и сделал еще шаг. Mapa в отличие от него осознавала всю серьезность угроз Алана и бросилась вперед, пытаясь остановить Николя. В этот момент Алан нажал на курок. Громовой выстрел потряс тишину кабинета, и вслед за ним раздался испуганный крик Пэдди, мальчик увидел, что плечо Мары обагрилось кровью. Николя успел подхватить девушку на руки, его лицо исказили боль и страх. Mapa слабо улыбнулась и стала медленно терять сознание.

— Бог мой, Алан! — воскликнул Этьен, и в его глазах задрожали слезы стыда и ярости.

— Вторая пуля будет твоей, Николя, — пообещал Алан. — Извините, мадемуазель О'Флинн, я вовсе не хотел застрелить вас.

— Мастер Николя! Мастер Николя! — В кабинет с тревожным криком ворвался дворецкий. — Вода прибывает! Река стремительно надвигается, сэр!

Николя обвел взглядом присутствующих, посмотрел на пистолет в руке Алана, по-прежнему направленный на него, и решил временно отступить.

— Все еще только начинается, Алан. Напрасно ты думаешь, что я оставлю тебя в живых после всего, что ты сделал, — сказал Николя, прижал ослабевшую Мару покрепче к груди и обратился к Этьену: — Вы идете с нами?

Этьен сконфуженно кашлянул и молча кивнул в ответ. Николя подал знак дворецкому, и тот, взяв под руку мгновенно постаревшего на десяток лет Этьена, повел его в экипаж. Пэдди схватился за полу сюртука Николя, который тоже двинулся к выходу, не удостоив торжествующего Алана даже взгляда.

Устроив Мару на сиденье и проследив за тем, чтобы Пэдди, Джэми и Этьен заняли свои места, Николя удостоверился в том, что Сорсьер привязан к экипажу сзади и никто из челяди не забыт, и отдал распоряжение трогаться в путь. Вереница повозок с людьми и имуществом Бомарэ двинулась по направлению к Сандроузу.

Николя сел в экипаж рядом с Марой, которую препоручил заботам Джэми, и наблюдал за тем, как пожилая ирландка умело и эффективно приводит ее в чувство.

— Как она? — спросил он у Джэми.

— Я в порядке, Николя, честное слово, — слабым голосом отозвалась Mapa и поморщилась от боли, когда Джэми разорвала ее рукав.

— Ничего страшного, — сказала та, осмотрев рану. — Просто царапина. Пуля попала в предплечье и не задела кость. И все же интересно, кому и зачем понадобилось стрелять в нее?

— Алан целился в меня, но Mapa заслонила меня собой, — задумчиво вымолвил Николя. — И это была большая глупость с ее стороны.

При этих словах Mapa отвернулась и стала смотреть в окно, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Этьен, вы можете рассказать мне, почему так все получилось? Почему отец не признал Алана своим сыном? — спросил Николя.

— Столько лет прошло с тех пор… — вымолвил Этьен и нахмурился, стараясь воскресить в памяти события давних дней. — А мне все кажется, что Оливии не стало совсем недавно. Неужели с тех пор прошло сорок лет?! Уму непостижимо! Оливия стоит у меня перед глазами как живая. Она была прекрасной, удивительной женщиной и так сильно любила Филипа. Они встретились на каком-то балу, и он сделал ее своей любовницей. Их совместная жизнь была счастливой, но недолгой, поскольку в скором времени Филип женился на моей сестре Даниэле. Та тоже была красавицей, и твой отец действительно любил ее. Скажу больше, он боготворил ее. Но Даниэла отличалась чутким и обидчивым нравом. Она часто бывала не в духе, тосковала и нервничала. Только любовь к Филипу поддерживала в ней интерес к жизни. Даниэла считала его своей собственностью, и от одной только мысли, что у него может быть другая женщина, могла тронуться рассудком. Поскольку каждая женщина нашего круга уверена в том, что ее супруг имеет любовницу в Новом Орлеане, Даниэла тоже в этом не сомневалась. Она умоляла Филипа оставить ее, и тот поклялся выполнить ее просьбу. Оливия поселилась в новоорлеанском доме Даниэлы, и они перестали видеться с Филипом. Думаю, Даниэла никогда до конца не верила в то, что между ними все кончено, и эти опасения не покидали ее до конца дней. Тем не менее, у них с Филипом все было прекрасно, пока Даниэла не потеряла своего первого ребенка. Она не смогла этого вынести. После несчастья Даниэла была просто одержима стремлением родить Филипу наследника. Вероятно, она предполагала, что в противном случае рискует потерять мужа. Даниэла забеременела еще раз — и снова выкидыш. На этот раз ребенок оказался мальчиком, и ее горю не было предела. Неизвестно почему ей пришло в голову, что ее сглазила какая-то ведьма. Тогда она сознательно обрекла себя на затворничество и в течение нескольких лет не допускала к себе никого, включая Филипа. А он никогда не был святым, напротив, отличался жизнелюбием. Естественно, ему был просто необходим человек, готовый его утешить, и Филип вспомнил об Оливии. Они снова стали любовниками, и Оливия родила ему сына, которого назвали Аланом. Конечно, Оливия могла удовлетворить его страсть, но по-настоящему Филип любил только Даниэлу, и его любовь помогла ей оправиться после болезни. А может быть, Даниэла усилием воли заставила себя вернуться к нормальной жизни, опасаясь, что иначе потеряет Филипа навсегда. Она зачала еще раз и в течение беременности не вставала с постели. Возможно, именно поэтому ей удалось выносить ребенка. Родилась девочка, твоя сестра Дениза. Даниэла, окрыленная надеждой родить Филипу сына, сказочным образом переменилась, в ней невозможно было узнать прежнюю слабую, страдающую депрессиями женщину. Филип был безгранично счастлив. Но ему не хотелось, чтобы до Даниэлы дошли слухи о его связи с Оливией, что послужило причиной серьезного семейного конфликта. И тогда он обратился за помощью ко мне. Но здесь не было никакого самопожертвования, я с радостью взял на себя ответственность за Оливию и Алана. Я всегда любил эту женщину, но Филип познакомился с ней первым, да и хорош был в молодости необыкновенно, так что нет ничего удивительного в том, что Оливия предпочла его мне. Таким образом все и уладилось. Даниэла успокоилась окончательно, а Алан получил имя.

— А Франсуаза? Она тоже моя сестра? — спросил Николя.

— Нет, Франсуаза моя дочь. Я думаю, мне удалось все-таки сделать Оливию счастливой, и, в конце концов, она полюбила меня. Но то, что я так и не занял в ее сердце места Филипа, я знаю наверняка. Ты очень похож на отца, Николя. Если женщина когда-нибудь отдаст тебе свое сердце, оно никогда больше не будет принадлежать ей снова. То же было и с Оливией. Но я благодарил небо за то счастье, которое она мне подарила, и довольствовался малым.

— И Алан никогда не догадывался о том, кто его настоящий отец?

— Нет. Когда его мать рассталась с Филипом, он был еще слишком мал, чтобы его запомнить. Так что отцом для него был я всегда. После смерти Даниэлы уже не было необходимости раскрывать правду, потому что Алан привык ко мне. А у Филипа было два сына, ты и Франсуа. Прости меня, Николя, за то, что я обвинял тебя в убийстве брата. Мне и в голову не могло прийти, что в этом может быть замешан Алан. — Он опустил голову и быстро смахнул с ресниц слезы. — Я и не подозревал, что Алану известна тайна его рождения. Может быть, люби я его сильнее, уделяй ему больше внимания… понимаешь, я всегда помнил о том, что его отец Филип. А Алан знал правду все эти годы и выжидал. Как, должно быть, его потрясло, когда Селеста родила Филипу сына! Ведь это означало, что он ждал напрасно и хозяином Бомарэ ему никогда не стать. И тогда Алан решился на крайние меры.