На миг Джозефина застыла, а потом метнула в Пташку яростный взгляд, подобный удару кинжала.

– Что тебе наплела эта девка? Какие сказки навыдумывала? Эта лживая крыса, навозный червяк… Да я и оставила-то ее у нас в доме лишь потому, что об этом просил твой дед…

– Он просил ее оставить? – переспросил Джонатан и взглянул на Пташку, которой даже не потребовалось что-либо добавлять. – А я тогда подумал, что это проявление твоей доброты. Как глупо с моей стороны.

– Джонатан, что происходит? Почему ты меня оскорбляешь? Я всегда окружала тебя любовью и заботой…

– Не думаю, что ты способна любить, – оборвал ее Джонатан и продолжил, не дав ей ответить: – Ричард Уикс рассказал мне обо всем.

– Что?

– Я говорю, Ричард Уикс рассказал мне обо всем. Твоя марионетка, твой глупенький мальчик, который считал, что влюблен в тебя. Он мне открыл, что ты послала его улестить Элис и совратить ее. Склонить к побегу. Какими угодно средствами сделать так, чтобы она меня предала… а когда план провалился, он ее убил. По твоей указке.

– Ложь… – едва слышным шепотом произнесла Джозефина, раздавленная страхом и гневом. – Это ложь. Как он отважился… как посмел!

– Так ты все отрицаешь?

– Да, отрицаю! Это подлая ложь, до единого слова!

– Элис приходила в Бокс, чтобы узнать новости обо мне. Ты ей сказала… ты ей сказала, что она незаконная дочь моего деда. Разве не так? Ты ошеломила ее этой новостью, а потом прогнала. Ты решила, что этого будет достаточно, чтобы навсегда покончить с нашей привязанностью друг к другу. Но в тот день она повстречала еще и Дункана Уикса, который тоже кое-что ей рассказал. И знаешь, о чем он ей поведал? – спросил Джонатан. Джозефина с каменным лицом смотрела на него и молчала. – Ты знаешь, что увидел твой кучер, заглянув однажды внутрь кареты сквозь щель между занавесками?

– Довольно! Больше ничего не желаю слышать! – взорвалась Джозефина. Она вскинула руки, словно желая закрыть уши, но потом отвернулась и сделала несколько шагов по направлению к двери.

– Стой! – крикнул Джонатан. – Мать, ты не уйдешь!

Его окрик прозвучал как удар хлыста, и стало ясно, что никто не посмеет ослушаться такого приказа. Пташка отпрянула от постели, желая найти убежище где-нибудь в темном углу. Но теней в комнате не было. «Он может не выдержать подобного напряжения!» Джозефина снова повернулась лицом к сыну, но ближе к кровати на сей раз не подошла.

– Ты все отрицаешь? – спросил Джонатан. – Я всегда знал, что ты лгунья. Всегда. Но до сих пор не догадывался, что же ты скрываешь. И я могу тебя простить… конечно могу. Такое несчастье… такое безобразное пятно на нашей семье, оно уничтожило мои лучшие детские воспоминания. Меня просто выворачивает наизнанку, когда я начинаю об этом думать! Но ты не виновата. Я имею в виду это чудовищное кровосмесительство.

– Умоляю, не нужно больше об этом! – прошептала Джозефина.

– Теперь слишком поздно умолять. Я знаю все. Надеюсь, ты не станешь утверждать, что все сказанное неправда? – требовательно спросил Джонатан.

В ответ Джозефина лишь грустно посмотрела на него, и ее глаза наполнились слезами. Она глубоко и прерывисто вздохнула.

– Ты не должен был узнать про деда и про наш позор! Всю жизнь я пыталась уберечь тебя от этого! – проговорила она, и ее лицо исказилось от ужаса.

– Я тебя понимаю… Ты пыталась… оберегать меня. Защищать от этого сверхъестественного кошмара. Но теперь мне нужно услышать правду. Потому что мне пришлось пройти через такие муки… Ты разве не видела их? Я страдал из-за потери Элис долгих двенадцать лет, не понимая, что заставило ее оставить меня. В самые страшные мгновения… мне даже приходило в голову, что я сам ее убил! Когда я вернулся после Коруньи, мой разум был помрачен… Я лежал вот на этой кровати и считал себя сумасшедшим убийцей, а ты все знала и хранила молчание. Ты знала!

– Она была моим позором. – Эти слова прозвучали не как связная речь, а скорее как рычание. Тихое, злобное, полное ненависти. Сердце у Пташки сжалось. – Когда она явилась в Бокс и спросила, дома ли мой отец, я сразу поняла, что она из числа его ублюдков. Но чем дольше я на нее глядела, тем больше до меня доходило… – Джозефина помедлила и покачала головой. – Я поняла. Поняла, кто она, хотя думала, что моего ребенка сразу после родов отправили далеко на север. Я пошла к отцу и заставила его признаться… Ах, Джонатан! У меня кровь застывала в жилах при одной мысли, что она до сих пор ходит по земле! Она была порождением гнусности!

– Она была невиновна! И я добьюсь от тебя правды, ради нее и ради себя самого, потому что и этот дом, и все наше состояние принадлежат мне. И если я почувствую, что ты снова мне лжешь, то, клянусь, я вышвырну тебя на улицу, и ты закончишь свои дни прачкой или подзаборной нищенкой.

– Ты этого не сделаешь! Постыдишься!

– У меня не осталось стыда. Меня удивляет, что ты вообще вспомнила об этом. Так что говори, ничего не скрывая. Давай все проясним. Итак, я сын своего отца?

– Да, ты… ты безупречен. Твое рождение не запятнано ничем. Ты моя гордость…

– Элис приходилась дочерью тебе и… моему деду?

На это Джозефина ничего не ответила, как будто это было выше ее сил.

Слезы показались на глазах у Джонатана и потекли по щекам.

– Но я любил ее. Я так ее любил. И ты знала об этом.

– Она не должна была появиться на свет! Я была… так молода, когда она родилась. Ее сразу забрали. Меня мутило при одном только взгляде на нее. А когда я слышала ее плач, становилось еще хуже. О, мне хотелось сразу ее утопить! Но отец уверял, что ее удочерят, и она никогда не узнает, кто ее истинные родители. Он дал мне слово, и я как дура ему поверила. А потом я вышла за твоего отца, уехала из отцовского дома, и… это было похоже на пробуждение после кошмарного сна. Я смогла начать жизнь заново и забыть про прежнее тиранство. Но мой отец, он… никому ее не отдал. Он держал ее поблизости и растил в довольстве и достатке. Он ее любил.

Последнее слово Джозефина произнесла, зло скривив губы, и оно прозвучало как ругательство.

– Ты все эти годы не знала, что она живет в Батгемптоне, совсем близко? Не знала, что дед регулярно ее навещал и брал с собой меня?

– Конечно, мне это и в голову не приходило! Я никогда бы этого не допустила. Ни за что! Он это знал… и потому держал меня в полном неведении. Но когда она… когда она явилась в Бокс и принялась расспрашивать о тебе и о лорде Фоксе, своем благодетеле… тогда я все поняла. Да, поняла. У моей тетушки Маргарет были точно такие же очень светлые волосы, – проговорила Джозефина, и ее глаза расширились. – Взгляни на миниатюрный портрет в гостиной, и ты сам в этом убедишься.

– Деда не было в Боксе, когда туда приходила Элис. Ее встретила ты и была очень жестокой. Немилосердной.

– Она спросила, нет ли у меня новостей о тебе, и… сказала, что любит тебя. «Я его люблю, и полное отсутствие известий о нем для меня невыносимо» – вот что она заявила. Когда до меня дошло, что мой отец сделал… когда я поняла, что он дал тебе возможность с ней познакомиться… позволил этой твари тебя полюбить… – Джозефина замолчала и сложила руки на животе, плотно сжав зубы. У нее был такой вид, будто ее вот-вот стошнит от слов, которыми она словно плевалась. – Не существовало более верного способа от нее избавиться и сделать так, чтобы она от тебя отказалась, чем сказать ей правду. Конечно, не всю, а только половину.