— Да, Павел Степанович, — кивнул коротко стриженной головой Владислав. Вопросительно посмотрел на Салина.

— Ступай, — разрешил тот. Владислав вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Решетников хлестко, как козырным тузом, шлепнул карточкой по столу. Отвернулся. Тяжело вдавливая ноги в ковер, прокосолапил к окну. Постоял, подставив лицо острым лучикам света, пробивающимся сквозь сито жалюзи. Салин с легкой улыбкой на губах следили за другом, знал — для Решетникова это было максимальным проявлением эмоций.

— Звонить этой хитрой кучерявой роже будешь? — спросил он, не оглянувшись.

— Ох, и икается же сейчас Подседерцеву! — усмехнулся Салин, подтянув к себе карточку.

— Не бойся, не поперхнется! — Решетников круто развернул упитанное тело. — Виктор Николаевич, это же ты его делал. Неужели не доломал, если он такие фортели отчебучивает?

— Ну, насколько ты помнишь, я его сознательно не ломал. Зачем он нам с переломанным хребтом? — Салин покачался в кресле. — Подседерцев не агент и не информатор. Назовем это мягко — сотрудник. Работать на нас он не сможет, должность и амбиции не позволят. Зато они же вполне позволяют работать с нами. И пока есть устраивающий нас результат, сотрудничать с ним я буду.

— Согласен, он не мелкий стукач, чтобы, высунув язык, прибежать сюда с докладом. Но на месте он был в три часа ночи. Кстати, не поленился! И что, с тех пор еще не сообразил, что ему делать?

— Пусть еще немного подумает, — спокойно ответил Салин. — Никогда не поздно поменять акценты и превратить сотрудника в мальчика для битья, ты не находишь?

Решетников что-то беззвучно прошептал, потер толстый подбородок. Вернулся к столу, тяжело плюхнулся в кресло. Сколько его знал Салин, столько и удивлялся обманчивости его внешности.

В старые времена Решетников любому мог показаться провинциальным бюрократом районного масштаба, директором завода средней руки, хватким председателем колхоза. Сейчас сменил имидж на губернского чиновника с опытом партийной работы, иногда с успехом выдавал себя за коммерсанта, прокручивающего детишкам на мелочишко остатки партийных взносов. Никому и в голову не приходило, что перед ними самый коварный и въедливый оперативный сотрудник Комитета партийного контроля и контрразведки… Если образное выражение понимать буквально, то лично переломанными Решетниковым хребтами можно обеспечить потребности в учебных пособиях всех медицинских вузов страны.

«Это хорошо, что мы работаем в паре, — подумал Салин, незаметно разглядывая грубое лицо Решетникова, успевшего до красноты обгореть на солнце. — Я по-интеллигентному романтичен. Порой придумываю человека, желая видеть его лучше, чем он есть. Самообман, конечно. А Решетников с крестьянской прямотой рубит под корень и в высокие материи не верит принципиально. Но умен, как же он умен!»

— Ла-адно, нам торопиться незачем. — Решетников непринужденно вытянул ноги, удобнее устроив объемное тело в кресле. — Можно даже и вздремнуть. Потому как Подседерцев привык действовать нахрапом, на чем и свернет когда-нибудь себе шею. Но мы с тобой — люди в возрасте, нам резкие движения противопоказаны.

Салин, усмехнувшись, кивнул.

Дело было не в возрасте. Они так работали всегда. Охотились, как матерые львы, настойчиво и беспощадно. Как бы ни складывались обстоятельства, они мастерски держали паузу между ходами. Противник ерзал в нетерпении, душил в себе страх, а в это время неспешно выверялись позиции всех заинтересованных сторон, перепроверялась информация, отшлифовывался сценарий и уточнялись роли, и лишь после этого едва заметно начинали подкрадываться к жертве. В самый неожиданный момент — прыжок, удар лапой по хребту или клыки в горло, и лишь цепочка кровавых капелек, которые ветер быстро занесет песком. Был человек — и нет человека, а нет человека — нет и проблем.

— Ох и жара! — Решетников промокнул шею платком. — Ты бы позвал секретаршу, пусть сообразит чайку. А то пока Подседерцев разродится на звонок, умру от обезвоживания организма.

— Может, что-то к чаю? — не без иронии уточнил Салин, потянувшись к селектору. Привычки напарника знал не хуже его жены.

— Непременно! — Решетников похлопал себя по тугому животу. — Ты же знаешь, стабильность веса — первый признак здоровья. А я даже позавтракать не успел.

Нервы, как и хватка, у Решетникова были железные. Еще ничто не смогло лишить его аппетита.

Подседерцев закончил читать последнюю страницу, захлопнул папку. На столе уже выросла высокая стопка из тех, что он по очереди доставал из коробки.

Задумался, склонив набок голову, машинально забарабанил пальцами по гладкой обложке папки. Раз за разом удары становились все сильнее и чаще, перешли в нервную дробь. Он оборвал импровизированный марш резким щелчком. Потянулся к трубке, ткнул в клавишу. На другом конце провода в его рабочем кабинете трубку снял секретарь.

— Слушаю, Борис Михайлович! — отозвался он бодрым тенорком.

Подседерцев поморщился, немного отстранил от уха трубку.

— Не голоси ты так, Лев Степанович! Первое, наведи справки по некому Мещерякову Владлену Кузьмичу. Психолог и психиатр. Постарайся установить местонахождение. Срочно. Второе — будут искать, я на объекте «Вишня». Еще пару часов поработаю здесь.

— Вас тут Ролдугин уже с фонарями ищет.

— Пошел он… — Подседерцев моментально определил причину. Звонков от Шефа не было, значит, Ролдугин ему еще не настучал. Очевидно, просто не нашел. Вот и решил поплакаться в жилетку. — Скажи чернокнижнику, пусть не гонит волну, я сам ему позвоню. Да, где Дима Рожухин?

— Отметился, оставил для вас докладную и выехал в ФСБ.

— Отлично. Будут от него новости — звони немедленно.

— Принял, Борис Михайлович.

Подседерцев бросил трубку. Побарабанил пальцами по ее гладкому боку.

— Рано, — сказал сам себе и убрал руку. Взял следующую папку, пролистнул несколько страниц. Покачал головой, вернулся к началу и стал читать внимательнее.

Если вам приходится уходить, но хочется остаться, не хлопайте дверью. Оставьте щелочку. Чтобы подслушивать, а если надо, то и подсказывать. Когда политика просят выйти вон, он основывает Фонд. Унизительная приставка «экс» не красит бывшего Президента страны, но, почувствуйте, как благородно звучит: «президент Фонда»!

Официальный статус еще полдела, главное — счет в банке, на который можно принимать благотворительные и добровольно-принудительные взносы, гонорары за книги, которые никто не читает, и лекции, которые никто не слушает. Для кого-то Фонд становится личным Пенсионным фондом, для серьезных политиков, лишь временно ушедших в тень, он становится средством влияния, обеспечивая невидимое присутствие на политической сцене. А на ней кипят шекспировские страсти, так что роль, пусть и эпизодическая, для Тени всегда найдется.