— Шотландские горцы отличались невероятной воинственностью. В отдельных районах на их территории господствовал тогда еще племенной образ жизни, в других — феодальный строй, — отвечал Иан. — Этих людей вдохновляли существовавшие на протяжении тысячелетия легенды и мифы. Они всегда были готовы вступить в бой.

— Да, я слышала об этом, — сообщала Роузмэри. — Вождь племени шотландских горцев является старейшиной клана. Его мнение не подвергается ни малейшему сомнению. По-моему, мне объяснял это папа.

— Абсолютно верно, — оживлялся Иан. — Кому-то это правило кажется деспотичным, а кому-то — единственно прасильным. Мы — переселенцы с Севера, и мой отец считает своим священным долгом сохранять семейные традиции.

В этот момент все замолкали. И жена, и свояченица Иана углублялись в печальные раздумья: обе они прекрасно понимали, что его отец никогда не отступится от своих правил и не примет непокорного сына.

— Мне еще повезло, — продолжал Иан, словно читая мысли Роузмэри и Фионы. — Обычаи моей семьи не самые жестокие. Те традиции, которые сохраняются до сих пор в некоторых других кланах, просто ужасают. Вождь Кланрэнельда, к примеру, и по сей день наказывает воров старинным способом — приказывает привязать их волосами к морским водорослям. Так бедняги и умирают на глубине. А Мак Дональд Слита и Маклеод Данвигэна отсылают провинившихся на транспортном судне в Америку.

— Какое варварство! — восклицала Роузмэри. Иан улыбался.

— В кланах испокон веков существовали также любовь и готовность жертвовать собой ради благополучия других. Если шотландский горец кричал: «Да будет власть у твоего старейшины!» — это означало, что он желает человеку добра. Вождь все отдает, всех защищает и является полубогом для своих людей.

Он продолжал рассказывать.

Переехав на Юг, Рэнноки, сохраняя прежние обычаи, постепенно становились более цивилизованными.

Дед Иана, не раз побывавший за границей, наряду с гэльским и английским, знал французский и латынь.

— Он внес в конструкцию замка, — говорил Иан, — много изменений. В нем стало гораздо удобнее.

Вспоминая о доме, Иан сильно грустил. Его глаза выражали страшную тоску, хотя он пытался казаться спокойным.

— Мой отец менее гибок, чем дед. Его сердце навеки принадлежит тем местам, где первоначально жили Рэнноки. Местам, расположенным неподалеку от Перта. Мне кажется, больше всего ему не хватает пустынных горных вершин, покрытых белым снегом, холодных зим, которые пережить тяжело и животным, и людям.

Роузмэри ежилась, словно от мороза.

— Знаешь, любимый, когда ты рассказываешь об этом, я рада, что являюсь «презренной англичанкой» и живу на юге. Как хорошо, что у нас тепло.

На это Иан ничего не отвечал. Фионе казалось в такие моменты, что прелести юга никогда по-настоящему не станут для него дорогими.

В чем-то он очень походил на своего отца: долгие годы жизни в южной части Шотландии были не способны уничтожить любовь к вольной горной жизни в душах этих представителей северных кровей.

Фиона обратила внимание на костюм графа Сельвина — обычный наряд для ужина — и решила, что он коренной южный житель Шотландии. За ужином она узнала, что его графство граничит с владением герцога на западе.

— В былые времена мои люди вели ожесточенные бои с Рэнноками, — сообщил он Фионе. — Но сейчас мы живем мирно, по крайней мере нам нечего делить. Но я признаюсь, что часто завидую вашему хозяину. У него столько богатства! Особенно ценно, на мой взгляд, его серебро.

Фиона взглянула на украшенный серебром стол и поняла, что имеет в виду граф.

Здесь были серебряные кубки и чаши, которые — она знала об этом — достались клану нелегко и бережно хранились на протяжение сотен лет.

На некоторых из них красовались бледные аметисты — их добывали в горах в некоторых частях Шотландии, на других темно-красные гранаты, на третьих — полудрагоценные камни, названия которых Фионе были неизвестны.

Сегодняшний ужин явился для нее волнительным событием. В Англии она вела однообразную, тихую, спокойную жизнь, и один вид одетых в килты слуг, подносивших ей изысканные блюда на серебряных подносах с изображением фамильного герба Рэнноков, приводил ее в восторг.

Подавали лосося, который водился в одной из рек рядом с замком. Об этом рассказывал ей Иан.

«Интересно, герцог тоже рыбак, как его младший брат?» — размышляла Фиона.

Иан обожал рыбачить. Но в том месте в Англии, где они жили, в реках не было лосося. Поэтому ему приходилось довольствоваться пятнистой коричневой форелью. Бетси готовила из нее потрясающие блюда, которые нравились всем.

Иногда Иан рассказывал, как в детстве и юности ловил лосося в реках и крупных ручьях на принадлежащих его семье землях, и это звучало так увлекательно, что Фиона лишь лучше понимала тоску зятя по прошлой жизни. Жизни, к которой он не имел возможности вернуться.

Конечно, любовь к Роузмэри являлась для него щедрой компенсацией за лишения и утраты, и Иан ни о чем не сожалел. Просто порой был не в состоянии побороть в себе ностальгические настроения.

После первого блюда за ужином подали второе, и Фиона почувствовала, наблюдая за величественным герцогом во главе стола, что уже не в состоянии сдерживать свою ненависть к нему.

Да как он мог пользоваться всем этим богатством, даже не задумываясь о трудностях брата, вынужденного вместе с семьей перебиваться на жалкие гроши?

«Сомневаюсь, что Иан тратил в год больше средств на себя, жену и дочь, чем этот самодовольный тип — на пропитание своих собак», — гневно думала Фиона, поджимая губы.

— О чем вы так сосредоточенно размышляете, мисс Уиндхэм? — неожиданно поинтересовался сидевший рядом граф Сельвея.

— Боюсь, мои мысли покажутся вам мятежными, — честно призналась она.

Герцог вряд ли мог слышать ее: леди Мораг, которая сидела справа от него, занимала его увлеченным разговором, причем говорила приглушенным тоном и без стеснения строила ему глазки.

— Мятежные мысли? — граф удивленно поднял брови. — Тогда будьте осторожны: Рэнноки до сих пор пользуются примитивными методами наказания: сажают провинившихся в темницу или запирают в высокой башне. Оттуда, поверьте мне, вас никто не сможет высвободить.

— Вы меня пугаете! — воскликнула Фиона. — Хотя признаюсь честно: когда вышла из экипажа и впервые ступила на землю Рэнноков, почувствовала, что очутилась в другом мире.

— У меня тоже возникает такое впечатление, когда я приезжаю сюда, — ответил граф. — Мой замок — должен признаться, что он гораздо хуже этого — был построен только в начале этого века. Но мне он нравится больше.

Фиона рассеянно улыбнулась.

«Итак, даже другу герцога здесь не уютно», — взволнованно подумала она.

Казалось, даже воздух в этом замке пропитан чем-то зловещим.