Через несколько минут из дворца Шетарди вышла безобразная старуха, она несла корзину с выстиранным бельем. И агент Ушакова подумал, что посланник мог бы себе нанять прачку помоложе и покрасивее. Агент ждал до конца смены: когда же выйдет из дома посланника красивая куртизанка, обещавшая поцелуй за стакан сбитня, но её он так и не дождался.

Ворота распахнулись, и маркиз Жак Иохим де ла Шетарди выехал из них в раззолоченной карете, которую тянули кони, запряженные цугом. Это были изумительной красоты лошади. Кучера на передке были в белых перчатках, а сзади стояли мальчики точно так же одетые, и тоже — в перчатках.

«За Смольною деревню попер, к принцессе! — отметил про себя агент. — Ну, там другие глаза за этим французским прохвостом доглядят. И что это начальство на агентов гневается? Ведь дело знают, кажись?»

Елисавета в это самое время томилась, глядя в окно. Рядом с ней был верный друг Жанно. Несмотря на свой уже далеко не юный возраст, Жанно был горазд на всяческие забавы. С юношеским пылом готов был участвовать в разных проказах. Он всегда хорошо знал, чего хочет Елисавета, изучил ею всю до последнего мизинчика. Да и немудрено. Герман Лесток прибыл в Россию много лет назад и был личным врачом Екатерины Первой. На его глазах малютка Елисавет росла и расцветала.

Правда, одно время Петр Великий приревновал лекаря к своей царственной супруге Екатерине и сослал Германа в Казань. Но после смерти мужа Екатерина Первая вернула Германа ко двору и сделала его лекарем своих дочерей. О! Жанно не уподоблялся лекарям императрицы Анны Иоанновны, которая, бывало, позволяла себя ощупывать лишь через специальное покрывало. Лесток обычно говорил Елисавете:

— Я вам почти отец, к тому же я врач, вы можете меня не стесняться совершенно, это поможет вашему телесному и душевному здоровью.

А принцессе скрывать от мужских глаз свое тело не было нужды. Она знала, что тело её прекрасно. И Жанно не раз причмокивал от восхищения во время врачебных осмотров.

Елисавета завораживала всех своей красотой. В детские годы она была ангелочком, амурчиком. По-французски она говорила с раннего детства. Так что поболтать с французом для неё всегда было истинным удовольствием. И о первой же своей отроческой любви она советовалась со своим преданным Жанно Лестоком. А потом и по всем другим любовным связям. И Жанно давал медицинские советы: как и что сделать, чтобы не повредить любовью своему здоровью. И как сделать так, чтобы достичь в постели наивысшего блаженства. Нет, он не варил любовных эликсиров, он знал, что в организме каждого человека достаточно волшебных токов любви, нужно только уметь их использовать.

Любовников у принцессы перебывало уже немалое количество. И много раз её сватали. Но свадьба с французским дофином была расстроена по тайным причинам. Другой её высокородный жених умер перед самой свадьбой, что очень ранило её чувствительную душу. Многих она отвергла. Совсем недавно её попытались сплавить в Персию, только бы подальше от русского престола. Надир-шах прислал богатые подарки, много драгоценных камней. Елисавета не хотела даже слушать о подобном замужестве. Друг Жанно не уставал повторять ей:

— Зачем вам зарывать свою красоту в дикой азиатской стране, где никто вашей красоты и образованности не оценит? Вы говорите по-французски лучше любой парижанки, вы — тонкий знаток французской литературы и театра. Кому в дикой Персии нужны ваше остроумие, знание политеса, умение одеваться, ваши великолепные манеры? К тому же, российская корона — это корона величайшей страны мира, повелительницей которой вы должны стать по праву. Вы боитесь, что вас заточат в монастырь либо вообще уничтожат? Правильно боитесь. Чтобы этого не произошло, вам нужно действовать первой, а мы вам поможем.

Теперь, заметив карету Шетарди, Жанно сказал:

— Наверняка он везет еще один кирпичик для здания нашей победы!

К стенам Ивановского женского монастыря примыкают сады и строения господских и купеческих усадеб. Все возле стен заросло деревьями, кустарниками, цветами. Летом из зеленой травы проглядывают камни с именами великих страстотерпцев, схимников и послушников. Деревянные и каменные кресты стерегут их покой. Нагреется камень от летнего солнышка, приложит к нему монахиня худую ладошку, почувствует ток чего-то неведомого. Вздохнет, перекрестится, пойдет дальше.

Летом в здешних кущах отрадно душе! Над полянами деловито гудят шмели, по тропинкам катят свои огромные шары жуки-скарабеи. Говорят, что земля имеет форму шара. Доказано в немцах. Может, оно и так. Для жука его земля — навозный шар. Может, и нашу матушку-землю катит по небу неведомый жук? Но это одному господу богу известно.

За монастырскими стенами великое множество больших и малых строений. Тут амбары с зерном, каретники с лошадьми, сараи с разной хозяйственной животиной, сеновалы, кладовые. Есть шорные, кузнечные и прочие мастерские.

Глубокие подвалы с кривыми темными ходами хранят тайны, навек укрытые от непосвященных. Между службами и келейными корпусами, между храмами и часовнями множество лесенок, переходов, запутанных коридоров.

По одному из коридоров быстро шла ясноокая монахиня Досифея. Сподобил Господь! Чудесной ясности глаза, голубые лучики-колечики мерцают как круги, расходящиеся в прохладном колодце. Какая совершенная чистота, незамутненность взора, какая голубиная невинность. Идет и смотрит сквозь мир куда-то далеко-далеко. И никакие молитвы, никакие посты не смогли замутить красоты необычайной этой черницы. Лицо молочной чистоты дышит здоровьем и свежестью, ни прыщика, ни морщинки на нем. Не может монастырская мешковатая одежка скрыть стройный стан монашки. Что же заставило красоту такую укрыться за здешними стенами?

Монахинь здесь зело много. Но известно, что Досифея не пропускает молитв и служб. Молится истово и страстно. Идет Досифея с загадочной улыбкой на медовых устах. И встречные монахини думают, что душа её где-то далеко летит на встречу с ангелами небесными. О, как были бы поражены они, если бы узнали подлинные мысли её! А она думала о том, что скоро станет… отцом. Странно? Может быть. Но жизнь так устроена, что все странное и необыкновенное, если его изучить и вдуматься в него, станет и обычным, и понятным.

Пять лет назад Досифея была Федькой Вербовым. Да для себя-то таковым и теперь осталась. Федька был казачком при отставном полковнике Самофорте в его собственном, Самофорта, поместье. Отчаянно пил вино Семен Иванович Самофорт. И бил двенадцатилетнего Федьку смертным боем. То сапоги плохо вычистил, то трубку не так набил. Напившись хлебного самодельного вина, Семен Иванович сваливался в постель, кричал казачку, чтобы прилег и погрел ему спину своим телом. И Федька влезал в постель и приваливался к жирной барской спине своей худенькой спинкой, где можно было пересчитать все позвоночные косточки.

И барин иногда разворачивался в постели и считал эти его косточки, больно надавливал их пальцами. А однажды спустился пальцами ниже копчика и, сопя, надвинулся на Федьку, пронзив его утробной болью. Боль эта хрипела и подвывала, надвигалась и откатывалась, терзая и мучая худенькое тельце.