В целом, вечер получился довольно интересным. Я получила множество комплиментов и на меня смотрели мужики, сворачивая головы. Зато Ник был не разговорчив, желваки на его лице то и дело играли, особенно, когда кто-то говорил какая красивая у него жена.

Когда я рассказала кем работаю, тут же предлагали устроить фотосессию. Ник извинившись, потащил меня на танцпол.

— Фотосессию ему! Хрена с два! — обняла мужа за шею.

— А что такого? — невинно похлопала ресницами, прекрасно понимая, что он сейчас чувствует.

— А то, что он говорил, и не сводил взгляда с твоего декольте!

— Хм, не заметила.

— Это же очевидно! — да неужели! — А ты еще смеялась его дебильным шуткам.

— И что?

— Меня это бесит! — берет меня за подбородок и угрожающе шепчет:

— Ты моя! Прибью любого, кто попробует к тебе подкатить! — и на глазах у всех целует.

У кого-то явно крыша поехала от ревности.

Поворачиваюсь на шум, это Анжи сбегая, сбила официанта с подносом.

Глава 6

— Папа! Мама! — несется к нам навстречу Даня, стоит только переступить порог. Ник подхватывает его на руки.

— Кто это у нас еще не спит? — целует его в шею.

— Простите, Никита Александрович, — извиняется няня. — Никак не могла уложить. Стоял под окном и караулил вас, — смотрю на часы.

— А между тем, время то совсем недетское. А у нас режим. Завтра в садик.

— Простите, Агния.

— Не волнуйтесь, — говорит Ник, толкая меня в бок. — Я сам уложу.

Он расплачивается с няней, пока я иду снимаю ненавистное платье и выкидываю в мусорное ведро. Из детской раздается смех и радостный визг сына. Классно он его спать укладывает. Иду на разведку.

Ник, задрав пижаму сына, щекочет ему живот, а тот заходится истерическим смехом.

— Кто ж так спать укладывает?

— А как? Колыбельную как ты петь не умею.

— Это год назад Даня под колыбельную засыпал, а теперь мы читаем сказки на ночь, — достаю книжку с полки и передаю ему.

— Ая, — смотрит на нее как на врага народа. — Давай сама. Знаешь же, что я не люблю читать, тем более сказки.

— Ничего, роли свои учишь же. Тем более ты сам вызвался.

Вздохнув, начинает читать. А я ухожу в душ, смываю сегодняшний тяжелый день.

Вспоминаю, как целовал меня у всех на глазах и улыбаюсь. Но тут же все хорошие воспоминания стирает улыбающаяся физиономия моей новоиспечённой «подружки». Да и фиг бы с ней, по большому счету, а вот непоколебимость мужа в чистоте её помыслов, искренне раздражает. Хреново он разбирается в женщинах, не видит какая она на самом деле хитрая и коварная.

Выхожу. В доме подозрительно тихо. Никиты в нашей постели еще нет. Войдя в спальню, вижу картину маслом.

Никита сидя на кресле, запрокинув голову, храпит во все горло, а Даня читает книжку.

— Я не поняла. Кто кого укладывает? — Даня тихонько смеется.

— Папа прочитал одну страницу, а потом сказал, что я сам умею.

— Так все! — забираю книгу. — Давай спать ложись. А мне еще поделку в садик делать, — укрываю сына одеялом и целую в щеку. Красавчик мой. Весь в папу. Чувствую, помотает он мне нервы, когда вырастет. Девчонки толпами бегать будут.

— Так мы с Валентиной Васильевной сделали, — кивает на стол. — Решили, что планеты лучше, чем сделать космонавта.

Подхожу, смотрю на планеты на деревянных шпажках для шашлыка.

— Из папье-маше?

— Да! Няня придумала как их закрепить. И они еще крутятся.

— Классно! — я так не смогу. Не такая уж она и плохая. Вон как заморочилась.

Даня сыт и игрушки по комнате не валяются. Даже придраться не к чему.

Включаю ночник. Осторожно сажусь на корточки перед мужем. Смотрю на него пока спит.

Рукава рубашки закатаны, развязанный галстук висит на шее. Вид у него как на наш выпускной. Такой родной, любимый. Мой.

Вожу пальцами по вздутым венкам, до закатанных манжет. Ник открывает глаза и расфокусировано смотрит. Я, отодвигаюсь, пойманная на горяченьком. Незачем ему знать, что я только что любовалась им.

— Даня спит?

— Тебя уложил и уснул.

Он уходит в душ. Я просматриваю прессу. Пока нет статей о сегодняшнем вечере. Но боюсь, это ненадолго. Журналисты не упустят возможности посудачить про наши одинаковые наряды.

Ник выходит в одном полотенце, поиграв бровями, эротично скидывает его на пол.

Ему как с гуся вода. Думает, если я скандал не устроила на вечеринке, так и всё на этом. И сейчас преспокойненько буду удовлетворять этого стойкого оловянного солдатика?

Убираю планшет и отворачиваюсь от него.

— Ая, — его рука ползет по ноге, хлопаю по ней. Переворачивает меня на спину. — В чем дело? Если ты не поняла, это я так намекаю на продолжение, — хватается за веревочки танго.

Отползаю от него.

— В чем дело? — хмурится.

— Ты серьезно думал, что я твои выходки оставлю без внимания?

— Какие выходки то? Я же сказал, что к инциденту с платьем я не имею никакого отношения.

— Да дело даже не в дурацком платье. А в тебе! В твоем отношении к Анжи. Что бы не случилось, она ни причём! Ты всегда на её стороне. Анжи не могла, — передразниваю его. — Анжи не такая.

— Завела старую шарманку! — закатывает глаза. — Мне вообще пофиг на нее. Это просто работа!

— Она же имеет тебя глазами, а ты ее, и это работа?

— Не придумывай! Ты уже достала со своей ревностью и глупыми претензиями, — берет подушку. — В гостиной посплю!

Утром иду будить Даню, а его уже нет. Нахожу сына и Ника на кухне. Никита стоит со сковородкой в руку.

— Омлет будешь? — непривычная надо сказать картина.

— Да, только сейчас умоюсь.

Поначалу, завтрак выходит очень домашним и семейным. А потом Даня рассказывает про друга Илью Пташкина и его новую дорогую игрушечную машину.

— Пап, — он становится серьезным. — А вы меня любите?

— Конечно. А есть сомнения?

— Значит и вы купите мне такую машину? — переглядываемся с мужем и улыбаемся. Вот к чему такой вопрос. Хитрец!

— Нет, Даня, — перебиваю мужа. По лицу Ника вижу, что он готов прямо сейчас за ней поехать. — На день рождения подарим.

— Почему?

— У нас уговор, помнишь? Как только ты научишься аккуратно обращаться с вещами, так будем чаще покупать игрушки.

— Я аккуратно обращаюсь!

— Конечно. А кто неделю назад сломал машинку на следующий день, как ее купили?

— Так это Птаха! — такую кличку он дал другу.

— А воспитательница говорит, что ты сам сломал. Вещи нужно ценить, — он опускает глаза, ковыряется в омлете вилкой.

— Значит любите не так сильно, как Пташкины Илью.