Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот тут началось то, чего и опасались пластуны.
Время замерло, набухающей каплей, а потом прорвалось с первым тревожным удара сердца.
Сперва раздался двойной птичий крик, эхом разносясь в горах. Я невольно посмотрел в небо и действительно увидел парящего орла. Голодная птица кружила над овцами. Несколько раз стремительно промелькнул силуэт Сашка. И наконец стала видна причина тревоги.
Слева внизу из-за левого отрога в нашу сторону быстро двигались три десятка черных всадников. Справа неслышно появился Гриц.
– Черкесы!
– Что-то маловато их, чтоб отбить отару, тут хитрость какая-то. Казаки, в круг!
– Мыкола, Сашко левый, я центр, поручик тыл, а ты справа, если что – уходи с золотом в схрон, завтра тебя вытащим на рассвете.
– Добре. Матвеич, подымись вон туда, – он ткнул рукой назад, – смотри только вверх. Ветра почти нет, после выстрела смещайся на границу порохового облака. Выстрел – опять отбегай.
Грицко быстро побежал вниз, забирая влево. В каждой руке у пластунов было по револьверу.
Как-то обидно, что меня, офицера, задвинули в тыл, хотя в душе я понимал, что в такой ситуации пластуны разбираются куда как лучше. Мальчишка, похоже, тоже не обрадовался, остановился, а потом бросил ишака и побежал вверх, что-то крича. Одновременно раздалось три ружейных выстрела со стороны конников.
Глаза от удивления полезли на лоб. Саженей в пятидесяти ниже теснины прямо из скалы, из камня, выбегали люди в черных черкесках и высоких такого же зловещего цвета папахах. Мало похожие на добрых джиннов, они уверенно действовали по своему плану. И от их решительных фигур стало не по себе – абреки знали что делали, основываясь на своих обычаях и традициях.
Сперва черкесы кинулись вверх к уходящей отаре, но бегущая наперерез овчарка и два метких выстрела, уложивших двоих нападавших, снизили пыл. «Черные джинны» проявили осторожность и залегли возле упавших. Не суетились. Не торопились. Вскоре одного потащили к скале.
– Коля, сзади! – вырвалось у меня. Казак обернулся.
– Добре, держи их.
Стрелять мне было далековато. Не любил просто так переводить патроны. Я осмотрелся, привычно наметил будущие позиции для стрельбы. Приготовился.
Внизу внезапно загрохотало: два выстрела, еще два, пауза пять секунд, снова два и еще два. Защелкали, кажется, со всех сторон винтовки. Потянулась пауза – из-за порохового дыма ничего не видно. Горное эхо множило и уносило вверх звук уже сделанных выстрелов как весточку своим: «Мы приняли неравный бой!»
Пронзительно ржали подстреленные лошади. Эхо не замечало последних жалоб, но глухой удар упавшей снежной шапки радостно размножило. Абреки наверху очень быстро рассыпались по ширине ущелья и не теряя темпа стали приближаться. Выстрелы Гамаюна в спины их не остановили. Черкесы двигались очень ловко и сноровисто, почти не оскальзываясь, со стороны казалось, скользили по воздуху. Чужое движение змейкой сбивало с толку. Попробовал удержать на мушке одного, перевел на другого. Потерял. Внизу опять загрохотало. Ударяясь о камни, выбивая яркие искры, пули с визгом меняли направление. И быстро, как потревоженные шмели, злым жужжаньем заполнили ущелье. Черкесы с моей стороны стали останавливаться, вскидывая длинные винтовки, выцеливая моих пластунов.
Пора.
Потихоньку потянул спусковой крючок, грохнул первый выстрел – один есть, сразу во второго – и не понял результата. В глубоком присяде, переходя на четвереньки для скорости, перебежал к намеченному заранее валуну, где дыма почти не было. Выстрел, еще – противник вскрикнул, перебежка, последние два выстрела наугад в сторону врага, больше для острастки. Назад за камень, перезарядить. Пальцы на холоде деревенеют, не гнутся. Однако гнезда в револьвере забиваются быстро. Не знаю, нанес ли я урон, только нападавшие из засады залегли. Еще задымил пространство изрядно. Самому ничего не видно. Отбежал от места последнего выстрела, рассмотрел горца с винтовкой, стоявшего на колене, прицелился, но в последний момент он нырнул вниз и выстрелил в меня. Зажужжали рикошеты. Перебежать. Сразу три выстрела. Горячим мазнуло по щеке. Слезы, дождь, кровь? Непонятно. Падаю, заползаю за валун. Стреляю и снова меняю позицию. Быстро перезаряжаю и привычно перебегаю. И тут железной палкой по голове! Зазвенело в ушах. Дрогнула картинка, закачалась, наливаясь красным цветом. Привычный серый день растворился в новых красках. Словно паровоз шибанул или великан какой.
Поперхнулся воздухом, давясь.
Повело вправо. Нога сделала шаг в сторону, другой. Носок бурки зависал при каждом движении и неуверенно трогал воздух, словно боялся не встретить поверхность, а провалиться в пропасть и увлечь за собой тело. Как же так? Как такое могло случиться? По касательной прилетело или прямо в голову? Мир закружился в бешеном ритме.
Замелькали картинки.
– Шайтан! Урус!
Камни – серые, мокрые, грязные – бесконечные отвесы, припорошенные легким снежком.
Небо без дождя – чистое, с парящим орлом в вышине – кажется, я так к нему приблизился взглядом, что видел немигающий зрачок хищника и каждое перышко. Посмотрели друг на друга. Оценили. Птица беззвучно открыла мощный клюв, улетая на новый круг.
Тело горца с застывшим оскалом медленно сползало вниз к моим ногам. Теперь я видел себя как со стороны. Вот упал на колени. Закрыл глаза. Как же хорошо. Наступило долгожданное спокойствие.
– Ваня, поручик!!! Вставай!
Кто зовет – не пойму. В голове шумит. Может, на пляже уснул, да солнце припекло? Вон море как волнуется, шумит.
Громкий выстрел над головой вернул в ущелье. Слабость. Сильно мутило. Дрожащей рукой схватился за плечо пластуна, он подхватил, обняв за спину, приподнимая. Ноги не стояли, не держали тело, но я упрямо продолжал подниматься.
– Тихо. Не так быстро. Давай, Ваня, осторожно ступай на ноги. Уходить нужно.
Заскользив бурками по камням, все-таки почти встал, но тут же завалился на Николая.
– Добре, давай. Левой, правой. Левой, правой. Слушай меня! Мой голос. Двигаемся, поручик.
Мы у скалы.
– Давай, Ваня, я тебя на плечи возьму, так быстрее будет.
Держа за левую руку, он подсел под меня, взял за правую ногу, и я уже у него на плечах. Теперь он бежал, бежал вниз, к турецким позициям. На один его шаг я