– И что она ответила?

– Спросила, сказал ли я об этом тебе. Я признался, что ты уже давно в курсе. Что это был наш секрет.

– А дальше?

– У нее был на редкость довольный вид. Она меня поцеловала! А ведь я не врал, не вешал ей лапшу на уши. Я люблю тебя, и ты это знаешь, уже давно, остальное она сама себе придумала. И с этим я ничего не могу поделать. Я не изменился, да и не хотел. Думаю, больше у тебя с ней проблем не будет.

Я на мгновение задумался, пытаясь оценить последствия его признания. Мне было неловко, но, судя по результату, эффект получился лучше некуда.

– Тут еще одно, – сказал Алекс.

Он приподнял манжет рубашки. На внутренней стороне руки, ближе к сгибу локтя, красовалась татуировка «Поль», в стиле старой школы, четкими черно-красными буквами, без теней, с обводкой тонкой линией, которая начиналась с «л» и элегантно закруглялась к «П». Мне казалось, что мать терпеть не может тату такого рода, очень традиционные.

– Это я ее попросил. Я настаивал, что заплачу, но она мне ее подарила. Сказала, что я первый мужик, которому она ее делает. И безусловно последний.

Чудес не бывает.

Никогда.

Бывают только загадки, иногда, и простаки.

Всегда есть объяснение. Алекс оказал мне неоценимую услугу. С того дня Лена раз и навсегда оставила меня в покое. Для нее вопрос был решен. Конечно, лгать матери нехорошо, но я и не лгал, я ничего не говорил. Правда – это ад. Алекс тоже не лгал. Лучше уж оставаться на сомнительной почве, чем ввязаться в окопную войну или рвать друг друга в клочья. Двусмысленность как раз по мне. Вот и доказательство, что главное – не то, кем вы являетесь в действительности, всем на это плевать, главное – то, кем вы представляетесь, кем вас считают. И если вы хотите жить спокойно, лучше их не разочаровывать.

* * *

Плохой новостью оказалась Хильда.

Алекс все проверил, она жила не в одной квартире с Карин, она просто жила с Карин. Как оно обычно и бывает, все были в курсе, кроме меня. Эта новость меня опустошила. Может, если я поеду в Барселону и найду ее, мне удастся заставить ее перемениться.

– Ты что, совсем сдурел? Брось, у тебя ноль шансов, только выставишь себя на посмешище. Если бы она думала о тебе или хотела снова увидеть, у нее есть твой адрес, твой мобильник, твой мейл и все прочее. Интересно, сколько посланий ты получил после ее отъезда?

Алекс – существо невероятно логичное, и мне нечего противопоставить его аргументам. Он был прав, и это меня убивало. Какая боль. Он постарался меня приободрить: она, безусловно, не стоила таких чувств, я должен сделать выводы, не влюбляться очертя голову и думать о будущем. Прощай, Барселона.

Этот случай, несмотря на счастливое разрешение проблемы с Леной, утвердил мое решение покинуть семейное гнездо. Раньше это было смутным ощущением, теперь стало уверенностью, очевидностью: я должен освободиться от материнской опеки, упорхнуть, причем как можно дальше, потому что, если я и дальше останусь под ее приглядом, я рискую стать таким же, как она, – нетерпимым, оторванным от мира. С ней я всегда буду чувствовать себя неуверенно, смиряясь и подчиняясь любой ее блажи. Я должен уехать. Следовало ли сначала добиться финансовой независимости? Вряд ли то, что я зарабатываю в «Беретике», позволит мне платить за снятую квартиру, даже на пару с кем-то, это всего лишь карманные деньги. Но что делать, если вам шестнадцать лет и вы не умеете ничего делать, кроме как наигрывать на пианино? К тому же я спешил, у меня не было ни времени учиться какому-нибудь ремеслу, ни особых предпочтений или хотя бы представления о профессии, которая заполнит мою жизнь на предстоящие сорок два года, ничего, что меня бы привлекало или соблазняло. Я прокручивал эту проблему в голове и не видел выхода.

С Леной барометр твердо стоял на «ясно», особой срочности срываться с места не было, так что у меня еще оставалось немного времени подумать. Я принялся перебирать объявления, но ничего захватывающего не обнаружил, предложил свои услуги в качестве продавца обуви в одном из магазинов в Ле-Аль[32], но там сочли, что я слишком молод, так же как и для работы в сэндвич-баре. Алекс видел, что я чем-то озабочен. Раз уж он все время приставал ко мне с вопросами, я в конце концов все объяснил. Он обещал тоже подумать, но, по его мнению, мне следовало бы вернуться в лицей. У него со средним образованием все складывалось хорошо, он готовился поступать в бизнес-школу и не понимал, насколько жизненно важным был этот вопрос для меня.

Я должен был перерезать пуповину.

Я систематически меняю «Макдоналдсы», хожу туда три раза в день, в хорошие дни – четыре, никогда дважды подряд в один и тот же, и поверьте, никакой маниакальности тут нет, напротив, у меня есть свои привычки, ни за что на свете я не пропущу самое горячее время, около часа дня, когда зал переполнен, люди толкаются, перекликаются, повышая голос, чтобы услышать друг друга, когда сам воздух лихорадит – это лучшие моменты, чтобы почувствовать реальность, те вещи, которые скрыты за другими[34], до полудня народа меньше, после полудня спокойнее, а после трех часов (завсегдатаи вам подтвердят) это идеальное место для кадрежки, может, слегка низкопробное, куда представители обоих полов, которым некуда девать время, стекаются, чтобы поболтаться и потусоваться. Но не я. Никогда. Хотя ни в желании, ни в удобных случаях недостатка нет, просто, как говорит Лена, нужно знать, кто ты, и не смешивать чувства, мне было б тошно кого-то подцепить здесь, вроде как неудобно.

Кондиционер плохо отрегулирован, жара стоит дикая, если только это не специально сделано, в чем я сомневаюсь. Заглядываю в туалеты в подвальном этаже: у писуний вечная очередь, кто бы мне объяснил этот загадочный феномен? У парней туалетная бумага на полу, окурок, отпечаток пятерни на зеркале, из крана течет, короче, не ахти. Поднимаюсь обратно, думаю, не воспользоваться ли автоматической кассой, но одна сломана, у других очереди, решаю обойтись без автоматов. Становлюсь в терпеливо дожидающийся хвост, я всегда выбираю один и тот же, посередине, и всегда делаю один и тот же заказ, «Биг Кантри», так практичнее. Раньше брал «Бест Текс», но они его больше не делают. Не то чтобы разница была большая, на вкус так вообще никакой, только заменили горчицу кетчупом, а в остальном… Продвигаемся медленно. Восемь минут ожидания – это много. Передо мной три клиента. Девица справа явно проворнее, в той очереди меня уже опередили трое, а в левой – двое. Наша рыженькая наверняка новичок, все время зашивается, неумело работает с кассой и не совпадает по ритму с той, которая позади нее раскладывает сэндвичи по коробкам. Наконец мы начинаем двигаться. Передо мной один человек. Тринадцать минут! Уму непостижимо! Я-то дождался, а мог бы и уйти.