— Держи. — Марк вручил ей два ключа от своей квартиры. — Этот от парадной двери, а этот — от квартиры.

— А когда ты придешь?

— Постараюсь пораньше.

— Пожалуйста! Мне страшно одной!

Он поцеловал ее и самоуверенной походкой счастливчика вернулся к своей машине. Анна следила за ним в зеркальце заднего обзора. Возле его машины уже стоял тщедушный черный парень — инспектор дорожного контроля с книжкой штрафных квитанций в руках. Марк показал ему свое удостоверение, похлопал по плечу, сел за руль, лихо вырулил влево и, объезжая Анну, махнул ей рукой. «„Гранд чероки“ стоимостью в тридцать „гран“ — совсем неплохо для новой эмигрантки», — подумал он, вливаясь в поток машин на Седьмой авеню.

Между тем Анна тронула свой джип, зарулила в подземный гараж и еще через несколько минут была на 27-м этаже. Здесь, прямо напротив дверей лифта, в роскошном мраморном вестибюле, под красивой вывеской «ARP, Inc.» сидела молодящаяся сорокалетняя секретарша с телефоном и компьютером на столе и трафаретно-вежливым «Can I help you?» в глазах. Но при появлении Анны она встала.

— Good morning, Miss Zhuravin.

— Хай, Джессика! — хозяйски сказала ей Анна. Тихий щелчок известил ее, что секретарша открыла замок стеклянной двери бокового коридора. Анна толкнула эту дверь и оказалась в просторной и прокуренной комнате, густо уставленной столами с компьютерами, принтерами, факс-машинами и телефонными аппаратами. Здесь напряженно работали молодые мужчины — стильно подстриженные, одетые в белоснежные рубашки, они тем не менее чем-то отличались от служащих американских офисов. Грудами бумаг на столах и под столами? Бутылками и банками с недопитой кока-колой? Пепельницами, полными окурков? Но разве не бывает всего этого и в американских офисах? Впрочем, одно отличие было очевидным: они говорили в телефонные трубки по-русски .

— Хер с ними, с джинсами, полежат до весны! А что насчет свиных консервов? У нас тысяча тонн мандой накроется, если их срочно не двинуть, — срок годности кончился еще в прошлом году! Что значит куда ты их двинешь? Я же тебе шесть раз сказал: в армию! Русский солдат все сожрет!..

— Я заказал восемь тонн индийских condoms. Ну, презервативов! Да, на тонны! Фули я их буду на штуки покупать? Выставляй аккредитив на пол-лимона…

— Простыней и госпитальных халатов могу взять хоть десять контейнеров…

— Что значит — нет противогазов? У меня заказ из Ирака на сто тысяч штук! Скажи генералу: пусть почистит склады «НЗ», ведь валютой платят! Что? Да перестань козла дрочить! А то ты не знаешь, как с генералами разговаривать? Дай ему в лапу лимон деревянных!..

— «Мальборо» уже плывет в Мурманск и Новороссийск! Но если не будет депозита, я дам капитанам команду не разгружаться…

Пройдя через эту комнату, Анна оказалась в кабинете, обставленном дорогой кожаной мебелью, с панорамными фотографиями Москвы на стенах. У окна стояли два деревца в больших керамических горшках, а на широком подоконнике росли живые цветы. Но в кабинете был тот беспорядок, который можно сотворить только спьяну или в отчаянии: на полу валялись пустые бутылки из-под пива и джина, окурки, утренние газеты и несколько дюжин вскрытых конвертов с письмами и мужскими фотографиями. А на диване спал виновник этого беспорядка — небритый и босой тридцатилетний толстяк в потертых джинсах и майке «харлей-дэвидсон».

Анна прошла через кабинет к окну и подняла скользящую фрамугу. Порыв знобящего осеннего воздуха и шум города заставили толстяка пошевелиться, он поджал озябшие голые ноги и с усилием открыл глаза.

— Где ты была? — сказал он хрипло.

Анна села в кресло, взяла со стола пачку «Данхилла», но пачка оказалась пуста, и Анна выудила из пепельницы окурок. Распрямила его, чиркнула зажигалкой, прикурила и, глубоко затянувшись, ответила:

— У ФБР нет никаких следов.

— Это я прочел в газетах. Я спрашиваю: где ты была?

— Отъебись, Журавин, — устало сказала Анна. — Мы же договорились…

— Но сказать же можно! — произнес он с болью и сел на диване, нашарил рукой бутылку джина, допил из нее последние капли и отшвырнул от себя. — Могла бы хоть сказать, к кому пошла!

Анна смотрела на него молча, с горечью и состраданием.

Но он тут же отвел глаза, стал искать взглядом выпивку, сигареты. Потом поднял с пола пустую пивную бутылку и попытался высосать из нее какие-то остатки.

Анна встала, одним движением сбросила с себя тонкий свитер и еще одним — бюстгальтер, и так, полуголая, легла на диван рядом с толстяком, потянула его к себе.

— Нет… не нужно… — вяло упирался он.

— Иди сюда, глупый.

— Я не могу, не могу…

— Я знаю. Молчи. Иди сюда…

Она прижалась к нему всем телом, и он, как ребенок, вдруг расплакался на ее груди.

— Аня… Какой ужас, Аня!.. Иметь тебя, всю, вот так, — он гладил ее голые плечи, — и отдавать по ночам кому-то потому, что…

— Ничего… Ничего… Молчи… — Она гладила его спутанные волосы, плечи. И с усмешкой показала на разбросанные по кабинету письма с мужскими фотографиями: — Ты же сам мне женихов ищешь. Что ж ты ревнуешь? Я была у одного старого приятеля.

Он приподнялся на локте, всхлипнул и спросил в упор:

— Он хорошо это делает?

— Ты хочешь честно?

— Да!

— Он очень хорошо это делает. Я думаю, он даже любит меня. Но дело не в этом. Он работает в ФБР. Понимаешь? Я пошла к нему из-за тебя, из-за этих ожогов.

— И что?

— Они не знают, кто это делает.

— А фотографии самих ожогов?

Анна отрицательно покачала головой.

— Но мне нужны фотографии! — с мукой в голосе сказал толстяк.

Она усмехнулась:

— Хорошо, я пойду к нему еще…

— Нет!!!

— Доброе утро, сэр. — Черный охранник осмотрел кабину лифта, остановившуюся на 17-м этаже.

— Доброе… — сказал Марк.

— Наверху штормит.

— Почему?

— Езжай. Увидишь. — И охранник нажал кнопку 18-го этажа, пропуская кабину лифта наверх, во владения ФБР.

Но и подготовленный к «шторму», Марк не ожидал той атмосферы паники, в какую он попал, едва дверь лифта открылась на 18-м этаже. Джеймс Фаррон стоял посреди коридора и орал на своих сотрудников:

— Она — подруга Первой леди! Вы знаете, что это значит? Если с ней что-то случится, мы все останемся без работы, все!

— В чем дело? — шепотом спросил Марк у Ала Кенингсона.

— Позвонили с телевидения. Пропала Лана Стролл, — ответил тот сквозь зубы. — Села на своем ранчо на лошадь и исчезла.