К. М. Да, это очень увлекательное занятие — подсчитывать сторонников. Текст написала Марсела Якуб[64], под ним свои подписи поставили Катрин Роб-Грийе[65], я, Кристин Анго, Аньес Б.[66], ОРЛАН[67], Алина Рейес[68], Камилла Лоранс[69], Катрин Брейа[70]…

Ф. Б. Три Катрин получается?

К. М. Да, и все три настоящие!

Ф. Б. Еще подписали Ариэль Домбаль[71], Режин Дефорж[72] и Клер Дени[73].

К. М. Совершенно верно! Кроме того, Соня Рикель и Аннет Мессаже[74]. Но они подписали слишком поздно, и мы не успели опубликовать их подписи в газете.

Ф. Б. Вы расцениваете этот Манифест как продолжение политической линии, заявленной в вашей книге?

К. М. Нет, это скорее продолжение «Манифеста 343 шлюх», написанного в тот исторический момент, когда обсуждалось право на аборт. (Маленькая историческая справка для наших совсем юных читателей: 5 апреля 1971 года еженедельник «Нувель обсерватёр», который в ту эпоху отличался куда большей свободой нравов, чем в наши дни, опубликовал текст, подписанный женщинами, заявлявшими, что все они прибегали в своей жизни к искусственному прерыванию беременности. Среди подписанток фигурировали Симона де Бовуар, Маргерит Дюрас, Франсуаза Саган, Мишель Мансо[75], Жизель Алими[76] Антуанетта Фук[77], а также народные любимицы Катрин Денёв, Жанна Моро, Мари-Франс Пизье, Брижит Фонтен… — Примеч. Ф. Б.) Так вот, мы с Катрин Роб-Грийе были в Зальцбурге и устроили следующую акцию: прихватив с собой красный фонарик, отправились гулять к публичному дому. На нем висела табличка: «Здесь вас ждут приятные молодые женщины». И тут нам пришло в голову составить текст, который подписали бы одни только женщины и который был бы ответом на ограничительную политику Саркози[78] и на пуританскую линию все большего количества активных феминисток.

Ф. Б. Вы ожидали, что реакция будет такой бурной?

К. М. В общем, да. Но, как и в случае с моей книгой, реакция была поразительной в обоих направлениях. Прежде всего, это было, разумеется, безумие морального порядка, которое тем более изумляло, что охватило феминистские и социалистические круги. С другой стороны, поразил боевой дух многочисленных представителей всех социальных и политических слоев общества. Такого рода акции полезны, чтобы выявить, что же на самом деле думают люди, и оказалось, что, несмотря на выступления «новых реакционеров», Май сильно изменил менталитет.

Ф. Б. Дебаты о проституции позволили выявить два лагеря: те, кто выступает за запрет и уничтожение публичных домов, и те, кто ратует за их легализацию. Журнал «Бордель», как и вы, поддерживает второй лагерь, который считает нужным вернуть этой профессии официальный статус.

К. М. Но ведь закон Саркози абсурден по сути: он наказывает проститутку, но не запрещает проституцию.

Ф. Б. А если санкциям подвергать клиентов? Что вы на этот счет думаете?

К. М. Я тут на днях видела по ИТВ Филиппа Кобера[79]. Он признался, что является клиентом. Пора писать «Манифест 343 кобелей».

Ф. Б. Я в любой момент готов подписать[80].

К. М. По-моему, заявить об этом публично — очень смелый шаг. Но представьте, что меры обернутся против клиентов: можно подумать, если убрать спрос, то исчезнет предложение. Разве можно подавить сексуальное желание? Это же чистой воды тоталитаризм!

Ф. Б. Что касается шлюх, я провел опрос через «Мари-Клер». Оказалось, я в одиночестве, никто меня не поддержал — все высказались против проституции. «Мари-Клер» хоть и феминистский журнал, но не считает, что Саркози перегибает палку.

К. М. Это правда, сейчас женские глянцевые журналы все чаще занимают морализаторские позиции. Возьмите «Эль» — когда-то это был очень вольный, игривый журнал. Сегодня там пишут невероятные вещи: например, что порнография — это варварство. Так через дебаты на какую-нибудь невинную тему выявляются глобальные тенденции в обществе.