Со своего места у перил в холле она видела телевизор в гостиной. На экране плыла надпись: НОВОСТИ. Внизу шла бегущая строка: НАЙДЕНЫ ОСТАНКИ ПРОПАВШЕЙ ДЕВОЧКИ – ДЖЕССИКИ КОЛЛИНЗ. Телевизор показывал кадры пресс-конференции, организованной полицией в 1990 году: Марианна и Мартин Коллинз при ее поддержке – только там она гораздо моложе – говорили что-то в микрофон; за ними на белом фоне – старый логотип Столичной полиции.

– Так что вы можете сказать? – не унимался в трубке голос. Чувствовалось, что звонившую раздирает любопытство, она предвкушает сенсацию. На телеэкране высокая блондинка – сотрудник полиции – зачитывала заявление. В нижней части высветилось ее имя: СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР ЭРИКА ФОСТЕР.

– ЧТО ВЫ МОЖЕТЕ СКАЗАТЬ? – отчеканила в трубке девушка, явно раздосадованная молчанием Аманды. – В доме местного насильника были найдены фотографии Джессики. Вы его арестовали, но потом отпустили, так ведь?

– У меня не было выбора! Улик против него оказалось недостаточно.

– Он до сих пор на свободе. По-вашему, это он убил Джессику Коллинз? Судя по вашим действиям в последующие месяцы, вы считали его виновным. Думаете, на ваших руках есть кровь?

– Оставьте меня в покое! – взвизгнула Аманда, со стуком положив телефон.

Едва трубка легла на рычаг, телефон снова зазвонил. Она опустилась на колени и, распихивая груды старых газет, журналов и почтовой макулатуры, нащупала телефонный шнур и выдернула его из розетки. Телефон умолк. Аманда поспешила в гостиную и добавила звук.

– Мы хотели бы выразить соболезнования семье Коллинз. Расследование возобновлено, мы рассматриваем несколько новых версий. Спасибо.

Камера отъехала от Эрики Фостер, показывая, как она в сопровождении двух своих коллег через центральный вход удаляется в здание отделения полиции Бромли. На экране снова появилась студия Би-би-си, зазвучало новое сообщение.

Аманда опять села, стараясь дышать глубоко. Ее всю трясло.

– Нет-нет-нет… не может быть, – простонала она.

В куче ненужного старого хлама она вдруг заметила маленького белого пищащего кролика. Это была игрушка Сэнди. Аманда взяла кролика, прижала его к груди и разрыдалась, оплакивая Джессику, любимую Сэнди и свою неудавшуюся жизнь.

Когда слезы наконец иссякли, она рукавом вытерла лицо, прошла на кухню и откупорила третью бутылку вина.

Стемнело, лил дождь. Эрика подъехала к центральному входу отделения неотложной помощи Луишемской больницы. День выдался долгим, напряженным, и ей казалось, что она никак не может остановиться.

В лобовое стекло, расчищаемое дворниками, она увидели констебля Нэнси Грин. Та ждала под козырьком. От входа только что отъехала машина «скорой помощи», доставившая пожилую женщину, которую понесли на носилках через автоматически открывающуюся дверь. Из-под красного одеяла торчала вскинутая от боли старческая рука.

Эрика притормозила и опустила стекло со стороны пассажирского кресла.

– Садитесь скорей. Следом едет еще одна «скорая».

Нэнси на нос наложили толстую квадратную повязку, на которой проступали пятна крови. Она открыла дверцу и села, прижимая к себе небольшой белый бумажный пакет.

– Нос сломан. В двух местах. Наложили шесть швов. – Она осторожно потрогала повязку, удобнее устраиваясь в кресле.

С повязкой нос Нэнси стал похож на орлиный клюв, и, поскольку у нее были большие карие глаза, Эрике она напомнила сову. Она помогла Нэнси пристегнуть ремень безопасности, затем тронулась с места и покатила прочь.

– Спасибо, что заехали. Кого-кого, а вас я ждала меньше всего. Такая каша заварилась, – сказала Нэнси.

– Я хотела удостовериться, что вам была оказана надлежащая помощь. Это ведь была моя идея взять вас с собой к Марианне; как оказалось, не самая удачная…

Нэнси чуть поменяла положение в кресле и откинула на спинку голову.

– Вы так думаете? – Она невесело рассмеялась. – Я смотрела ваше выступление по телевидению, пока ждала в приемной. Откуда вы родом? В вашей речи прослеживается северный акцент, но похожи вы… даже не знаю… на польку?

– Я словачка, – объяснила Эрика, пытаясь скрыть раздражение: ей было неприятно, что ее приняли за другую. – Английский выучила в Манчестере…

– А я ни за что не смогла бы жить на севере. Я родилась и выросла в Лондоне. Получасовую серию «Улицы Коронации»[6] кое-как могу посмотреть, но всегда вздыхаю с облегчением, когда начинают идти титры. – Прикусив губу, Эрика включила быстрее дворники, боровшиеся с проливным дождем. – Как Марианна? – спросила Нэнси.

– Констебль Макгорри вызвал врача, ей прописали успокаивающее. Ее родные уже заказали билеты на самолет, сегодня вечером должны прилететь. Пришлось сообщить им по телефону, хотя я делать этого не хотела. Но журналисты уже обо всем пронюхали. – Они подкатили к выходу с территории больницы и остановились за машиной, ожидавшей возможности выехать за ворота.

– Нэнси, куда вас отвезти?

– Я живу в другом конце Далиджа. Езжайте через Форест-Хилл.

Машина перед ними тронулась с места, и они увидели, что на дороге, как и полагается в час пик, столпотворение. Какой-то фургон притормозил, пропуская Эрику. Она поблагодарила водителя взмахом руки. Дождь усилился, колотя по крышам автомобилей, что вереницей растянулись на дороге.

– Я подумала, вы тоже не откажетесь мне помочь. Услуга за услугу, – сказала Эрика.

– Значит, вы не просто по доброте душевной вызвались меня подвезти? – хмыкнула Нэнси. Она попыталась повернуть голову и поморщилась.

– Я стараюсь ускорить расследование. Вы ведь от полиции опекали семью, когда пропала Джессика?

– Да, и очень долго, если честно. Все это задокументировано, но я готова рассказать, что знаю… Черт, болит, – скривилась Нэнси. Она открыла бумажный пакет, выдавила из блистера одну таблетку и проглотила ее, не запивая.

– Я должна спросить: намерены вы подать в суд? – спросила Эрика, медленно продвигаясь вперед в потоке автотранспорта.

– На Марианну? Что вы, конечно, нет. Бедняжка и без того настрадалась. – Нэнси откинула голову на подголовник. – А вот на врачей – чтоб им икалось – охотно написала бы жалобу: пожалели болеутоляющих…

– Она вас ударила, а на кулаке у нее были намотаны четки.

– Католический кастет, – улыбнулась Нэнси. – За все те годы, пребывая в большом горе, Марианна никогда не проявляла агрессии. Порой, работая сотрудником по связям с родными[7], чувствуешь себя запаской. Тебе хочется быть в гуще событий, обеспечивать правопорядок, а приходится подавать чай и отвечать на телефонные звонки.