На них же была удобная рабочая одежда: толстые ботинки, старые джинсы и фланелевые рубашки с длинными рукавами. Оллкрафт, как обычно, был весь в черном и походил на солидную печную трубу. На Энтони джинсы сидели как влитые, обрисовывая каждый мускул, а его рубашка в приглушенную сине-черно-серую клетку необыкновенно шла ему.

Кухня была, пожалуй, единственным хорошо освещенным местом в доме. На белом кафеле весело играли яркие блики от ламп дневного света. Вкусно пахло свежим кофе. Линда продвинулась еще на несколько шагов.

Первым ее заметил Тролль.

— Мисс Грейс! — радостно закричал он. — Входите, входите! А мы приканчиваем остатки свежих ягод. Если эти петухи на телевидении знают, о чем болтают, нам скоро придется перейти на свиную тушенку с бобами.

Оллкрафт выдвинул для нее стул рядом с Тони и расстелил на столе салфетку. В мгновение ока на столе появился глиняный кувшин молока, миска с овсянкой и блюдо с только что вымытыми и блестевшими ягодами. Путь к отступлению был отрезан, поэтому девушка с улыбкой поблагодарила и села к столу.

— Доброе утро, Лин, — сказал Энтони, наблюдая, как Тролль развернул салфетку в горошек и положил ей на колени. — Удалось вам хоть немного поспать?

— Да, спасибо. Я хорошо спала, — солгала она. Она встретила ироничный взгляд голубых глаз Энтони. — А вам?

— О, — сказал он с кривой усмешкой, — я спал, как младенец.

Отлично, подумала девушка, кладя ягоды в тарелку с кашей. Они оба врут. Ну что же, в любом случае это лучше, чем прямо советовать друг другу не соваться в чужие дела. Только слишком просто.

Линда повернулась к Троллю, который наливал ей молока и явно наслаждался ролью добросовестного официанта.

— Новости действительно плохие? — спросила она.

— Не очень, — ответил Оллкрафт, — если вы водитель тягача, продавец снегоуборочных машин или владелец похоронного бюро. — Он поставил кувшин и с отвращением кивнул в сторону телевизора. — Но, похоже, что мы пробудем здесь неделю.

— Неделю? — Ложка застыла на полпути ко рту. — Но ведь они не сказали точно, что это продлится неделю?

Тролль мрачно кивнул.

— Не сказали. Да что они понимают? Метеорологи! — Слово прозвучало как ругательство. — Кучка бездельников, которые болтают почем зря! У них мозги сгниют, пока они распознают, где холодный фронт, а где крысиная задница! Я вам говорю!

Линда потерянно глянула на экран телевизора, где занесенные снегом машины и поваленные столбы линий электропередач сменялись метеорологическими картами. Неделя? Уже двадцать первое декабря. Если она пробудет здесь неделю, то Долли придется провести Рождество в доме бабушки — самом холодном и неуютном доме на свете. Придя в ужас от этой мысли, девушка простонала:

— О нет! Я никак не могу остаться на Рождество.

— В самом деле? — Энтони стоял со сложенными на груди руками, прислонившись к камину. — Не сможете? — Он бросил на нее тяжелый взгляд. — Интересно, почему?

— Из-за девочки, — объяснила Лин, удивленная его вопросом. Разве вчера она ему не рассказала, что Долли слишком много пришлось пережить, и она не тот ребенок, которого можно отправить к родственникам. — Сестра этого не переживет.

— О, ради Бога. Рождество — это всего лишь слово, — сказал Брук со странным напряжением в голосе, — отложите празднование до дня своего возвращения и назовите его Рождеством. Для десятилетнего ребенка не будет никакой разницы, тем более что подарки она все равно получит.

— Нет, — медленно сказала Линда, кладя ложку. Аппетит пропал. — Вы не понимаете. Долли очень чувствительная, хрупкая девочка. Такие вещи, как Рождество, очень много значат для нее. — Лин потерла лоб, испытывая досаду, оттого что ей приходится растолковывать очевидные вещи такому человеку, как мистер Брук. Как будто это имеет смысл. Может быть, он работает в Рождество точно так же, как в любой другой день? — Ужас, — пробормотала девушка себе под нос. — Не представляю, что я ей скажу.

— Почему бы не сказать, что вам чрезвычайно повезло? — Энтони выпрямился, опустив руки. Его поза и мрачный тон создавали зловещее впечатление. — Скажите, что вы в безопасности. В тепле и с крышей над головой. Она должна бы понять ситуацию и быть благодарна.

Целую минуту Линда просто размешивала кашу, пытаясь удержать себя в руках. Ей удалось это с большим трудом, потому что нервы и так были измотаны. Насколько же он бесчувственный человек. А это вечное превосходство, звучащее в голосе. Совершенно невыносимо!

— Благодарна? — Девушка тоже выпрямила спину. Она старалась говорить спокойно, но голос звучал холодно. — Наверное, так же как я? Вы это хотели сказать?

— Ну, ну, мисс Грейс… — примирительно начал Тролль.

— Нет, не это, — перебил Брук. И вы отлично знаете. — Резким движением он выключил телевизор. — Я хочу сказать, что тысячи людей в округе не имеют отопления и воды. Двести домов уже разрушены. Двадцать человек погибли. Его глаза сузились. Погибли. И никогда больше не будут праздновать Рождество. Нигде и никогда. Почему бы вам не рассказать сестре об этом?

Двадцать человек погибли! Гнев гостьи мгновенно иссяк. Последний глоток молока буквально свернулся у нее в горле, и она с трудом его проглотила. Двадцать человек, и у каждого был кто-то, кто любил его и нуждался в нем точно так же, как Долли нуждается в ней…

Машинально Линда глянула в окно. Живописный зимний пейзаж с вихрями снежинок. Невозможно было представить, что он таит смертельную опасность. Во всяком случае, из кухни, где они сидели, ели свежие ягоды и смотрели телевизор, снег выглядел чистым и невинным.

Грейс стало стыдно за себя. Сидя за надежными стенами дома, отлично построенного, со всеми удобствами, хорошо обеспеченного припасами, она и не догадывалась, насколько разрушителен и опасен буран в действительности.

— Простите, — тихо сказала она. — Я не знала.

— Боже всемогущий, вам не за что просить прощения, мисс Грейс. — Тролль метнул в сторону хозяина неодобрительный взгляд и, повернувшись к Лин, успокаивающе похлопал ее по плечу. — Конечно, вы не знали. Но как вы могли заметить, у малыша Тони понятия не больше, чем у деревянной колоды. Я уверен, что он и сам теперь понимает, какой он непроходимый тупица, и готов принести вам извинения за свое…

— Хорошо, Оллкрафт, — резко перебил его Брук. Взъерошив пальцами волосы, он повернулся к Линде: — Я сам.

Он выдвинул стул и уселся на него верхом. Вздохнув, опять провел рукой по волосам и какое-то время молча смотрел на нее, как бы не зная, с чего начать.

— Тролль прав, — наконец сказал он. — Я прошу прощения. Мне действительно жаль, что я не сдержался. Я не должен был выходить из себя. Просто я все утро смотрел новости, и то, что они показывали, выворачивало наизнанку. Но это меня не извиняет, я понимаю. На самом деле, я ничего не знаю про вашу сестру, и что для нее значит находиться у бабушки. Поэтому я не имел права осуждать вас и вообще выступать с какими бы то ни было замечаниями.