— Я слышал это, отец. Он убрал четырех сенаторов, чей род восходит к Ромулу и Рему.

— И ты веришь в эту чушь?

— В моих интересах верить в это. Флавий даже не скрывает, что является сыном испанского сборщика налогов, и это может стать его окончательным падением. Он простолюдин, который захватил власть над империей, основанной императорами.

— Если ты самая большая собака, это еще не значит, что ты самая умная или лучшая. У Веспасиана, может быть, и нет такой родословной, но он прирожденный правитель.

— Разделяю твое восхищение Веспасианом, отец. Гальба был выжившим из ума стариком, а Отон — скрягой и тупицей. Что касается Вителлия, то у меня такое ощущение, что он хотел стать императором только для того, чтобы набить себе брюхо гусиными потрохами и язычками колибри. Другого такого обжоры я в жизни не видал. — Презрительная улыбка сошла у него с лица. — Так что Веспасиан сейчас, пожалуй, единственный правитель, способный удержать империю.

— Вот именно, и ему сейчас, как никогда, нужны толковые помощники в лице сильных молодых сенаторов.

Лицо Марка стало жестким. Вот оно в чем дело! То–то он думал, почему это отец совершенно не стал настаивать, когда Марк отказался от предложения выгодно женить его. Теперь все становилось ясно. Отец думал о более высокой цели — политике. Об этом кровавом спорте, как ее называл Марк.

Последние несколько лет боги не миловали его отца. В результате пожара и народных волнений Децим Валериан лишился нескольких хранилищ и потерял миллионы сестерциев состояния. Он проклинал Нерона, хотя тот изо всех сил старался свалить вину за эти беды на секту христиан. Приближенные знали о мечтах Нерона полностью перестроить Рим и назвать его Нерополисом. Но вместо этого разъяренный народ лишь довершил разрушение города.

При этом, с позволения сказать, правлении Нерона Рим то и дело сотрясали волнения.

Император Гальба оказался полным глупцом. Приказав всем, кто получал от Нерона дары и денежные вознаграждения, вернуть в казну девяносто процентов от полученного, он тем самым приблизил свою смерть. Прошло всего несколько недель, и легионеры императорской охраны — преторианская гвардия — принесли его голову Отону и провозгласили этого обанкротившегося торговца новым императором Рима.

Рим был в шоке.

Отон оказался ничуть не лучше. Когда легионы Вителлия вторглись в Италию и разгромили северные гарнизоны преторианцев, Отон покончил с собой. Но как только Вителлий пришел к власти, он лишь усугубил ситуацию, переложив все свои обязанности на Асиатиса, пользовавшегося безраздельной властью. Вителлий, эта глупая свинья, полностью предался лени и бесконечным пирам.

По мере того как власть в Риме лихорадило, волнения разрастались по всей империи. Продолжались восстания в Иудее. Восстала Галлия. Германские племена под командованием воспитанного в Риме Цивилиса объединились и напали на передовые посты.

Судьба Рима висела на волоске.

Веспасиану необходимо было снова поставить Рим на ноги. Когда до провинций долетела весть о распаде власти в центре, ведущие легионы провозгласили своим императором Веспасиана и послали мощное войско генерала Антония в Италию, чтобы свергнуть Вителлия. Разбив войска Вителлия в битве при Кремоне, Антоний вошел в Рим, где перебил остатки сил, верных Вителлию. Сам Вителлий скрывался во дворце, но был обнаружен там, после чего его с позором провели по улицам города. Граждане города забросали его навозом, а потом нещадно забили до смерти. Но горожане и воины не успокоились даже после его смерти. Его изуродованное тело долго таскали по улицам и в конце концов сбросили в грязный Тибр.

— Что ты молчишь? — нахмурясь, спросил Децим.

Слова отца заставили Марка оторваться от своих мыслей. Ему доводилось видеть, как многие люди умирали в результате желания сделать политическую карьеру. Молодые люди, чья единственная ошибка состояла в том, что они поддерживали «не тех» людей, были мертвы. Конечно, Веспасиан — достойный и способный политик, умеющий держать удары. Однако, думал Марк, где гарантия того, что он не умрет от яда наложницы или кинжала наемного убийцы?

— У многих моих друзей были политические амбиции, отец. Взять хотя бы Гименея или Аквилу. И что с ними стало? Им приказали совершить самоубийство, когда Нерон заподозрил их в государственной измене, опираясь при этом всего лишь на слова какого–то завистливого сенатора. А Пудена убили только за то, что его отец был другом Отона. Когда в Рим вошел Антоний, зарезали Аппика. А если вспомнить о том, как закончилась жизнь большинства наших императоров, то я тем более не вижу в политике ничего привлекательного.

Децим сел и заставил себя сохранить спокойствие, хотя это было нелегко. Он знал, что означает это выражение лица Марка. Если бы только можно было направить могучую волю сына на что–то более дельное, чем эгоистичная праздность!

— Не спеши с выводами, Марк. Пока Веспасиан у власти, есть возможность сделать блестящую политическую карьеру. Сейчас самое время найти достойный путь в жизни. Времена переменчивы, и вряд ли у нас еще будет такой мудрый и справедливый правитель. — Он посмотрел в глаза сыну и добавил. — За миллион сестерциев ты можешь приобрести место в конном строю и место в сенате.

Марк с трудом подавил гнев и выразил его в иронической усмешке:

— Стало быть, я могу стать частицей того класса, над которым ты всегда смеялся, который ты всегда презирал?

— Ты можешь стать частью нового порядка в Риме!

— Я и так являюсь его частью, отец.

— Но у тебя нет власти, — отец наклонился вперед, сжав кулаки, — а ты мог бы ее иметь.

Марк рассмеялся:

— Антигон чуть не стал нищим, пытаясь задобрить толпу. Ты, отец, остался в стороне от этих игр, но тебе ли не знать, что снабжение народа деньгами — политическая необходимость. Толпу необходимо умиротворять, чего бы это ни стоило. Кому охота закончить свою жизнь на песке арены, которую ты так не любишь? Или нам нужно сыпать тысячи сестерциев в руки тех жирных аристократов, которых ты так ненавидишь?

Децим едва не вышел из себя, услышав, как Марк говорит те же слова, которые он любил повторять сам. Этим методом спора Марк, владел в совершенстве — а Децим этот метод терпеть не мог.

— Время великих потрясений может стать временем великих возможностей.

— О, здесь я с тобой полностью согласен, отец. Однако политические ветра настолько переменчивы, что я совершенно не хочу, чтобы они меня сдули. — Он слегка улыбнулся и поднял свой кубок. — У меня совсем другие планы.

— Есть, пить и наслаждаться жизнью до самой смерти, — мрачно произнес Децим.

Марк глубоко вздохнул и дал волю эмоциям:

— И сделать тебя богаче, чем ты есть. — Его губы скривились в циничной улыбке. — Уж если ты хочешь оставить след в истории, империи, то пусть он будет из кедра и камня. Нерон уничтожил нас огнем, Гальба, Отон и Вителлий — волнениями. Так пусть же дом Валериана станет свидетельством возрождения Рима.