Император предложил португальский трон Мюрату! Ну конечно, Бурбонов изгнали из Мадрида, и Наполеон сделал королем Испании своего старшего брата. Как он теперь будет зваться — Хосе Примеро? Это понятно, хотя Мюрат — завоеватель Испании — заслуживал бы этого гораздо больше. Трон в Неаполитанском королевстве, стало быть, теперь свободен. Его-то, скорее всего, и предпочтет Мюрат. Это хорошо. Но почему ему предложили выбор между Неаполем и Лиссабоном? Почему же никому даже не пришла в голову мысль о завоевателе Португалии? Конечно, Мюрат теперь родственник Наполеона…

— А плохие новости? — осмелился подать голос Тьебо.

— Я полагал, что уже слышал их, — очнувшись от невеселых размышлений удивленно спросил Жюно.

— К несчастью, нет, мой генерал. Мадрид восстал…

— Против кого? Против нас?

— Наполеона обвиняют в том, что он расставил ловушку Бурбонам в Байонне. По всему городу шли бои. Мюрату пришлось расстрелять множество бунтовщиков.

— Какое нам до этого дело? — вновь перебил своего начальника штаба Жюно. — Мюрат достаточно силен, чтобы одному усмирить бунт.

Конечно. Однако похоже, что волнения распространились по всей Испании. Я опасаюсь, как бы они не перешли границу. Генерал, извините меня за настойчивость, но возможно настал момент осуществить наш проект на оборонительной линии на другом берегу Тежу? Это поможет нам отразить любую неожиданную атаку и ждать подкрепления, если дела пойдут плохо.

— У нас еще много времени, генерал Тьебо. Мы не в Испании. Я уверен, португальцы не шелохнутся.

Генерал Тьебо оказался прав относительно того, что Мюрат выберет Неаполь. Английский историк Д.Сьюард писал, что Мюрат «получил от Наполеона письмо, написанное в день восстания в Мадриде: «Моим повелением неаполитанский король (Жозеф — С.Н.) да правит в Мадриде. Тебе я отдаю королевства Неаполь и Португалию». (23, с. 195)

«Мюрат был горько разочарован. Он ответил вполне в его духе: «Сир, я получил Ваше письмо от 2 мая, и слезы потоками льются по моим щекам, когда я пишу мой ответ… Я предпочитаю Неаполь и поэтому вынужден сообщить Вашему величеству, что ни за какие блага не соглашусь принять португальскую корону». Его неприязнь к Португалии, по-видимому, объясняется тем, что Иоахим прекрасно понимал: в Лиссабоне он будет играть вторую скрипку после Жозефа в Мадриде». (23, с. 196)

А вот, что пишет по этому поводу один из самых осведомленных историков Первой империи Ж. Тюлар. Мюрат, якобы, ответил Наполеону следующее: «Воспользовавшись всемилостивейшим разрешением выбрать между Португалией и Неаполем, я без колебаний предпочел бы страну, которой я уже управлял; там я мог бы с большей пользой послужить Вашему Величеству. Я предпочитаю Неаполь и должен сообщить Вашему Величеству, что ни за какую цену не приму португальской короны». (28, с.198)

«Если отвлечься от излишних стилистических красот, выбор вполне трезвый. В Лиссабоне, где трон пустовал с тех пор, как Брагансский дом был вынужден бежать в Рио, уже находился некто, мечтавшей о короне: Жюно». (28, с. 198)

Тьебо оказался прав, а вот Жюно относительно безропотности и лояльности Португалии ошибался. Известие о событиях в Испании, где французы в июле 1808 г. потерпели жестокое поражение в сражении при Байлене[3], вообще резко изменило обстановку в стране и «вдохнуло мужество в португальцев». (13, с. 556)

Kасадо дель Ализал. Байленская капитуляция 21 июля 1808 г.

Португальцы — скорее вояки, чем воины. Они очень медлительны и добродушны, дух рыцарства им совершенно чужд. Если португалец возмущенно говорит за стаканчиком порто: «Эти проклятые якобинцы вырывают у нас хлеб изо рта, закрывая порты перед англичанами. Сеньоры могут лизать им задницы, если им так нравится, а что до меня, то я снесу башку первому, кого здесь увижу» -это совершенно не значит, что он действительно собирается это сделать, а если и собирается, то не сегодня, а может быть на следующей неделе, если не будет других более важных дел.

Португальцы если и следуют за своими начальниками, то не повинуясь армейской дисциплине, а, скорее, по знакомству, вследствие доброго к ним отношения. Такое своеобразное повиновение способно, конечно, породить отдельных героев, но оно отнюдь не воспитывает солдат.

Полураспущенная регулярная португальская армия находилась под контролем и не представляла большой опасности. Но страна, проигравшая большую войну, вдруг как-то сразу воодушевилась и исподтишка начала вести войну малую, которая начала все более и более превращаться в безжалостную партизанскую войну не на жизнь, а на смерть, в непрерывное сражение, раздробленное на мелкие лесные стычки, «нашедшие свое выражение в отвратительных зверствах с обеих сторон». (23, с. 199)

Крестьянское воинство было вооружено вилами, косами, ножами и охотничьими ружьями. Оно избегало открытых пространств, а все, что хотя бы отдаленно напоминало лес, вселяло в него уверенность. Восставшие «смеялись над какими бы то ни было военно-научными правилами. Они собирались вместе, чтобы дать бой, а затем снова рассыпались, лишая таким образом врага возможности отплатить им ответным ударом». (20, с. 281)

Французские солдаты не привыкли к такому. Какая-нибудь беременная сантаремская крестьянка могла выполнять обязанности лазутчицы. В нападения на

французские отряды зачастую оказывались втянутыми и женщины, и старики, и дети. Выстрелить или ударить ножом могли из-за любого угла.

На стенах тут и там стали появляться угрожающие призывы, из которых что-либо типа «Смерть французам!» казалось верхом деликатности и благожелательности.

Модной стала песенка, принесенная из Испании:

Восстание «вспыхнуло до такой степени быстро и повсеместно, что отряды, на которые раздробилась французская армия, вынуждены были запереться в городах, где им удалось удержаться». (20, с. 281–282)

Инциденты с нападениями на французских солдат и офицеров повторялись многократно и начали вызывать легкую панику в войсках.