К полудню белый «мерс» остановился у придорожного кафе рядом с заправкой. Пообедали, накатили по сотке, Шмель не пил. Мурена вышел отлить, а когда вернулся, говорит:

– Север, там один мужик на тебя пялится, чуть дырку в спине не проглядел. Может, знаешь?

Север голову повернул. Тот мужик через два столика сидел. С ним баба крашеная и пацан лет семи-восьми.

– Вот блин, – сказал Север. – Это опер из тиходонской уголовки, Гусаров…

– И что? Так за нами ж дел никаких пока нет!

– Не мели, Хобот, чего не знаешь. Дел нет, а светиться прежде времени нам все равно не в тему.

– Фигня какая-то. Так чего делать?

– Ничего. Без кипежа. Жрем спокойно и уходим.

Спокойно не получилось. Через минуту семейство Гусарова закончило обед, расплатилось и двинуло к выходу. Опер продолжал разглядывать Севера – видно, сомневался, точно ли перед ним тот, о ком он думает, а не просто похожий человек. Жену и мальчишку он пропустил вперед, а сам еще притормозил в дверях, оглянулся. И тут Хобот не выдержал.

– Ну, что пялишься? – заорал он. – Я что, блить, на телевизор похож на самделе? Так я тебе щас покажу передачу «Спокойной ночи»!

Он с шумом вскочил из-за стола. Гусар остановился.

– Что ты сказал? – проговорил он удивленно. – Кто на тебя пялится, брателла?

– А кто ж пялится? Ты, блин, и пялишься! – гремел Хобот. – Брателла, блин!! Козел таганрогский тебе брателла!

– Сядь, урод, – сквозь зубы прогудел снизу Север.

– А чего он лезет насамделе? – расходился Хобот. Север взял его за пояс, дернул на себя. Хобот сел, но успокоиться никак не мог. – Нет, ну чего, Север? Чего он сканирует, блин? За нами дел никаких нет, чего сканировать? Думает, раз он мусор на самделе, так все пох, все можно, да?

Из-за стойки показалось напряженное лицо официанта.

– Граждане, граждане, отношения выяснять на улицу, пожалуйста…

Гусар рассмеялся. Он еще раз стрельнул глазом в Севера, контрольным, так сказать. Возможно, даже подмигнул ему по-приятельски. И вышел из кафе.

Наступила тишина. Молодая пара за соседним столиком неслышно заканчивала обед. К окошку раздаточной подошел дюжий парень в поварском колпаке, посмотрел и ушел.

– В следующий раз следи за своим паялом, Хобот, – негромко проговорил Север. – Или я тебе его запаяю.

Хобот открыл было рот. Север резко повернул в его сторону голову – Хобот захлопнулся.

В окно было видно, как Гусар спустился с крыльца, как ему что-то обеспокоенно выговаривала жена, тряся крашеными кудрями. Он отмахнулся, сел в рыжие «Жигули», долго вжикал стартером. В конце концов машина завелась, и Гусар уехал вместе со своим семейством.

– Пошли, – сказал Север.

Небо не голубое даже, белое. Солнце белое. Воздух красно-желтый, как придорожная пыль. Дикие абрикосы вдоль на обочине отбрасывают жидкие серые тени. Витька высунул руку в окно, сжимает-разжимает пальцы – ловит ветер. В ладонь ударилось какое-то крупное насекомое, вроде стрекозы – больно! – он отдернул руку, зашипел.

– А так и камешек поймать можно. Не балуй, – спокойно сказал Гусар.

– К ужину приедем? – спросила Вероника.

– Приедем, куда денемся. Времени куча. Я где-то здесь в посадки еще сверну, там дорога пустая – покажу Витьке, как передачи переключать.

– Какие еще передачи? – возмутилась Вероника. – Какие посадки? Домой поехали, хватит! В другой раз поучишь!

Но Гусара не переспорить. Он подмигнул Витьке и сказал:

– Ничего, десять минут. Пацану наука, мне развлечение. А другого раза может и не быть…

Гусар как в воду смотрел: другого раза и не будет.

– …Еще раз. Смотри внимательно. Левой выжимаешь сцепление… Переключаешь на первую. На себя до упора и вперед. Вот, смотри… Тихонько-тихонько левую ногу отпускаешь, а правой подгазовываешь…

Передачу Витька включил с первого раза, это несложно. Но он слишком быстро сбрасывает сцепление – ноги короткие, приходится носками тянуться. «Жигуль» сотрясается всем своим железным нутром и глохнет. Упрямо сжав зубы, Витька переводит рычаг КПП на «нейтралку», поворачивает ключ. Еще одна попытка.

– Представь, что это качели. Левая нога и правая. Насколько правую ты утопил, настолько левая должна подняться. Как будто они привязаны друг к другу, понял?

Витька понял. Кажется.

– Ну, давай еще раз…

На проселок с шоссе свернула машина. Здесь никто не ездит, людей нет, лишь изредка протарахтит фермерский трактор. Впереди – кукурузные поля, за ними желтые квадраты подсолнечника, дальше опять кукуруза. И так до самого горизонта. Это, по местному названию, «посадка» – ровные ряды серебристых тополей и акаций, предохраняющие поля от эрозии.

Гусар заметил столб пыли, поднимающийся от колес, и сказал Витьке:

– Глуши двигатель.

Он вышел, пересадил Витьку на пассажирское сиденье, сам сел за руль и свернул ближе к обочине.

– Видишь, плавно. Выжал, переключил… Все надо делать плавно. – Он покачал педалями. – Вот так, понял? Ладно, сейчас проедут, еще раз попробуешь…

Машина приближалась очень быстро, над проселком стоял красноватый пыльный гриб, как от взрыва. Вероника насторожилась.

– А вдруг это гайцы?

– Ага, гайцы, – сказал Гусар. – Напугала ежа голой ж… Да, гля, что он делает?!

Взвизгнули тормоза, захрустел под колесами гравий. Несколько камешков ударились в лобовое стекло. Витька поднял голову. Машина остановилась в метре от капота «жигулей». Это была та самая «приора».

– Батя, слышишь… – проговорил он.

Здесь было что-то не то. Отлетела в сторону водительская дверь «приоры», оттуда как ошпаренный выскочил мужик… В руках у него было ружье.

– Ложись!!! – заорал Гусар, сильным ударом сшибив Витьку с сиденья на пол.

Раздался оглушительный грохот. Он почувствовал, как на спину, на голову что-то сыпется. Стекло. Потолок почему-то окрасился черным. Витька не понимал, в чем дело, пока не увидел мать на заднем сиденье. Она сидела и смотрела перед собой удивленным взглядом, а из огромной дыры в ее голове хлестала во все стороны кровь.

Бах! Бах! Дикий нечеловеческий рев.

– Ты что творишь, сука!

Коротко тявкнул автомобильный клаксон… Перед глазами мелькнула подошва отцова ботинка… Машина сотряслась от сильного удара.

Бах!

…И стало тихо.

Витька сидел, скорчившись на резиновом коврике. Смотрел, как на сиденье с потолка капает кровь. Досчитав до десяти, позвал: