У меня точно такая же природа – я свободолюбивое существо. Я должен быть хотя бы на какое-то время свободен от всего. Я должен периодически ходить в лунги и босиком. Бросить все эти «армани», все эти продолжения моей энергии, моего стиля, раздеться и окунуться в естественность. А волк стилен в лесу. В зоопарке же он становится не тем, кем он является на самом деле. Как говорится, ветер в банке не запрешь.

Да, я могу ходить в костюме, в пижонском прикиде, умею очень солидно одеться. Но под столом буду стаскивать с себя ботинки. И даже в классике я предпочитаю носить рубашку навыпуск. Я не делаю контур бороды, оставляя свою щетину расти там, где ей вздумается. Да, у меня щетина. Зато зубы целые.

За годы практики мне удалось освободиться от многого. Нет, не от комплексов – от них я освободился еще лет в 14–15. Скажу так: я освободился от несвободы. Я счастлив, что просто могу встать и сказать: я не хочу! Это свобода. Или, допустим, сказать: я уезжаю в лес на три дня. И хоть трава не расти. Это тоже свобода.

Главное для меня – быть самим собой, не играть какую-то навязанную мне роль.

Я могу в лицо сказать правду – в этом тоже моя свобода. Я даже на семинарах своих говорю: ну что вы стесняетесь, что вы рисуетесь? Все смотрят порно, и это не стыдно признать. Признайте – и вы свободны.

В этой главе – размышления на самую тяжелую и болезненную тему для каждого из нас.

Где-то в середине 1980-х – начале 1990-х я работал на кладбище. Был у меня такой период, примерно пять-шесть лет. А началось все с того, что я встретил в бодибилдерском клубе одного очень интересного человека.

Папа Саша (так его все называли) – один из моих мастеров. К моему величайшему сожалению, несколько лет назад его не стало. Вот этот человек научил меня моей честности. Забавно, что он был очень похож на Ошо. Старовер. Казак. Коллекционировал ружья, холодное оружие и часы-луковицы. Любил похвастаться своими килограммами золота и россыпью сапфиров. Этот яркий человекучил меня простым жизненным правилам. Он научил меня не предавать, быть правдивым. Он научил меня настоящей дружбе. Папа Саша в те времена был, наверное, одним из десяти официальных, легальных, кладбищенских работников. И так случилось, что пошел я к нему работать. На кладбище.

Я СЧАСТЛИВ, ЧТО ПРОСТО

МОГУ ВСТАТЬ И СКАЗАТЬ:

Я НЕ ХОЧУ!

ЭТО СВОБОДА.

БУДЬТЕ ЧЕСТНЫ ПЕРЕД САМИМИ СОБОЙ.

И ВЫ БУДЕТЕ СЧАСТЛИВЫ.

Там я прошел всю иерархическую лестницу. От «негра»-чернорабочего до почетного землекопа. Землекоп на кладбище – это вышак. Ты не просто стоишь с лопатой или с ломиком в руках – это очень тяжелый труд, и очень благородный. Чтобы в девять утра похоронить человека, нужно встать в пять. Машин тогда никаких ни у кого не было, и выкопать могилу по всем ГОСТам вручную было целым искусством. А зимой приходилось долбить мерзлоту где-то от полуметра до метра, чтобы дойти до теплой земли, которую уже можно копать. Если ты копаешь зимой – это уважуха и почет, потому что это адский труд. В день ты делаешь несколько захоронений. Тонну песка на себе перетаскиваешь. Говорят, что, хороня одного человека, ты искупаешь тридцать своих грехов.

Плюс очень сильный психологический момент: у кого-то близкий человек умер, у кого друг… Там, на кладбище, я по-настоящему понял, что такое смерть. Я увидел, как люди к смерти относятся. Я начал понимать, кто такие люди. И о чем они плачут. Они плачут о себе. Они не плачут о тех, кто ушел. Ведь тем, кто умер, уже хорошо. Там.

Я видел, как пьяные деревенские мужики падают в свежую могилу еще до того, как туда опустили гроб. Базово я понял, что из десяти захоронений только в одном случае люди реально чувствуют горе. Плюс это уже люди, которые прошли всех этих похоронных агентов, все эти морги, они уже морально и финансово обесточены. Они включают экономию, а это уже совсем земное. Какая глубина могилы, сколько песка в подсыпке? Им говоришь, что за неделю могила просаживается примерно на полметра. А они экономят, потому что из них уже все высосали.

Там, на кладбище, были примерно такие постулаты: не крысь деньги, не залезай на участок другого, ты работаешь только на своем. И делай все как должно. Был один очень яркий случай, который мне особенно запомнился. Представьте себе: Питер, осень, Южное кладбище, идет дождь. Грязища, все размыло. Резиновые сапоги проваливаются в это месиво. Момент очень серьезный – мы опускаем гроб в могилу. И вдруг у кого-то выскальзывает лямка из рук, и гроб переворачивается и ложится. Все. Никто не заметил. Мы быстро закопали. И вот, когда похоронная процессия уже разъехалась, мы опомнились, очень пожалели о случившемся и, вернувшись на кладбище уже ночью, в нечеловеческих условиях раскопали по периметру все десять на десять метров, вытащили гроб, перевернули его и снова опустили в могилу. Вот такая кладбищенская этика.

Кладбище – это отдельное государство. Со своими законами, честными и очень серьезными. Кладбище – последнее пристанище каждого из нас. И вся лирика фильма «Бригада» заканчивалась здесь, на краю могилы.

Глава о том, что такое страх и как его победить.

Не боятся только клинические идиоты. А так – боятся все. Героев нет. «Железные яйца» – это миф, придуманный Голливудом, это когда тебе уже нечего терять, когда ты встаешь и прешь на амбразуру.

Отвага – это когда ты отстаиваешь свои принципы, но уже не падаешь на амбразуру всем телом. Отвага – это смелость с мозгами, с жизненным опытом, с уже пережитыми травмами и полученной в результате мудростью. Отвага – это когда нужно отстоять свое. Тут в ход идет белая энергия берсерка, то есть энергия воина, посвятившего себя древнескандинавскому Одину, богу войны.

А вообще лучше быть лысым и живым, чем волосатым и мертвым, вот что я вам скажу. Не надо лезть на рожон. И если меня будут резать ножами, я, конечно, скажу, где деньги. Но если дело касается принципов, тут уж извините, не отступлю ни на йоту.

Знаете, бывает такой страх, высасывающий всю энергию, все силы. Такое же чувство, как когда накосорезил и ждешь собственного позорного разоблачения, например. Когда ты знаешь, что возмездие неумолимо, ты впадаешь в паранойю, ни о чем другом думать не можешь, ничего делать не можешь – только боишься и ждешь, боишься и ждешь. Вот это ощущение неминуемости наказания, как будто «гуляешь последние деньки».

Страх имеет свойство сжимать, скукоживать, превращать слона в муху. Страх гнетет, прижимает к земле. А вот, например, гнев – он расширяет. Такое чувство, как гнев, не окрашенное эмоционально, – очень мощное оружие. Оно как белое пламя в домне. А страх – он не только сжимает, он в принципе тормозит все процессы, замедляет их и останавливает. Страх порой парализует, и это не метафора.