Они немного попререкались с ним по поводу «мата». Они считали, что употребление мата в русской литературе не привьется, что русская традиция… и так далее. Индиана возразил, сказал, что пока он добирался, к ним по улицам Москвы, услышал сотни «хуев», «пизд» и «еб твою мать!» в разных видах, с суффиксами и префиксами. Что если в литературе такой матерщинный и дерзкий народ желает видеть себя прилизанно-сладкоречивым, то таковое желание называется ханжество. Лично он никогда ханжеству не потворствовал, и сильные и энергичные типы в его книгах выражаются сильно и энергично, а не на литературной латыни.

Он спросил, как он может получить деньги за публикацию. Вызвана была та, что в длинном платье, и объяснила как. Пока она объясняла, Индиана хрустел печеньем. Оказалось, что Редактор не вынимает рубли из своего кармана или из ящика редакторского стола, но Индиане следует поехать в понедельник в издательство «Правда». Там ему и выплатят соответствующую сумму. Сколько же? — поинтересовался Индиана. Длинноплатьевая быстро составила цифры на листе блокнота. «Две с половиной тысячи». «Две с половиной! Одним махом! В свое время я был счастлив, если мне удавалось заработать в Москве 60 рублей в месяц», — сказал Индиана. Благородные Редактор и зам вежливо ничего не сказали, обменявшись лишь улыбками. Индиана встал и оделся. «Сообщите мне тотчас же ваше решение по поводу «Автопортрета», — попросил он. Они обещали. В уме он посчитал, что «Автопортрет» в два раза длиннее и наверное затянет на все четыре тысячи.

Оказалось, что ему предназначены десять номеров журнала с его повестью. «С романом», — поправил Индиана. «Повестью», — настоял редактор уже в дверях. Уже вне редакторского кабинета длиннополая стала сложно, но умело заворачивать номера в лист бумаги. Индиана смотрел.

Появились две сотрудницы журнала, одна в шали, и их познакомили с Индианой. Вышел Редактор, и передал ему несколько писем читателей. Зам редактора вывела из коридора пожилого высокого мужчину с седыми щеками и познакомила с Индианой. «А почему бы нам не устроить короткий редакционный разговор товарища Индианы с сотрудниками?» — предложил вдруг Редактор смущенно. «У вас есть время?» — спросил он Индиану. Индиана кивнул, что есть. Может быть, Редактора убедившись, что алкоголик, наркоман, анархист способен к беседе без применения насилия над несоглашающимися с его мнением, решил рискнуть и подвергнуть риску коллектив?» «Зовите всех!» — воскликнул Редактор. Индиана в бушлате, шарф на шее, капитанка в руке, вернулся в кабинет, куда уже, скрипя паркетом, стекались и сотрудники. «Речи у меня к вам нет, не приготовил, — сказал Индиана, — потому давайте вопросы». «Пишите ли вы на иностранных языках?» «Пишу довольно свободно на английском и с недавних пор на плохом, но понятном наборщику французском для сатирического еженедельника «Интернациональный Идиот». Он объяснил им, что это за издание. Нет, переходить на писательство на французском языке он не собирается. Ему будет сложно освоить в совершенстве 28 времен спряжения французских глаголов, плюс глупо менять язык 300 миллионов человек, то есть русский, на язык, на котором говорят всего 55 миллионов». «Не испытываете ли вы ностальгии по Родине?» Ностальгию по прошлому, когда его родители и его друзья были молодыми, он, да, испытывает. Родину свою он ни разу не заложил. (Он не отказал себе в удовольствии ввернуть, что диссиденты, те, да, закладывали Родину оптом и по республикам и областям. Работали на всех радио и в газетах, финансируемых США, но не он). Однако прыгать, как несерьезная блоха, меняя гражданства в соответствии с сегодняшним направлением ветра он не намерен. Он намерен умереть французом, что не исключает патриотизма по отношению к бывшей Империи. (Высказавшись по поводу патриотизма, он был счастлив, что они не поймали его на явном противоречии и не попытались углубить сюжет). Вспомнив вчерашний успех у пяти тысяч зрителей анекдота о его бывшей жене, вышедшей замуж за графа, он проиграл им выигрышный анекдот. Они предсказуемо смеялись. Он сообщил им несколько анекдотов из того героического периода его жизни, когда он работал батлером у мультимиллионера. Шоу удалось. Десяток женщин в шапках и пятеро мужчин смеялись. Провожая его к выходу, Редактор привел его вначале в туалет. «Зайдите перед улицей. Вам это нужно». Индиана подчинился, хотя ему «это» было не очень нужно. Может быть, запах мочи в подъезде объяснялся тем, что стеснительные писатели, покидая журнал, не отлив в его туалете, тотчас бросались к ближайшей стене?

Из комнатки у выхода на него выглянула старуха с чайником. Консьержка?

Со свертком в руке, держа его за бечевку, он вышел под уже темное небо, в снег. Как по сцене оперы «Борис Годунов», он побрел по трем дворам, и ему встречались большие люди в воротниках и шапках.

Он пошел в отель пешком. За ним должен был приехать шофер, везти его на коктейль соленовской организации, потому он шел скоро, следуя за затылками толпы. Темные спины москвичей колыхались, народ многочисленный, валил с работ. Встречный поток, с шапками надвинутыми на глаза… Вдоль заборов, по настилам, по грязным снегам… Выбравшись на Калининский, Индиана уже чувствовал себя своим. Очень хотелось есть. На Калининском, он приобрел у парня в белом фартуке поверх ватного пальто три жирных беляша по 13 копеек штука и проглотил их, стоя на холодном ветру, сверток с журналами зажат меж ног. Как в старые добрые времена, когда он еще был здешним юношей.

Утром у него болели нога и грудь. С ногой, он разглядел ее, поставив на край ванной, было проще. Во всяком случае с ней все было ясно. Ноги хватило на восемь лет правления Миттерана. Восемь лет назад ему сделали операцию. Вырезали куски сосудов и пустили кровь по иному руслу. С починенной ногой он совершал свои сто тридцать разнообразных приседаний с гантелями ежедневно. Но вот износились и некогда свежие сосуды. Воспаленные, они вздулись узлом под коленом.

Садясь в ванну, он, как и в первое утро, почувствовал себя римским проконсулом, боевым генералом. Болят у генерала старые раны. Сколько ран собрало его тело! Множество. Самая последняя — самая заметная. На рабочем празднике в Курнэв, в 1987 году в драке (он начал сам!) ему проломили лоб. Начинаясь над левой бровью, заметная впадина уходит к носу. Нос также смещен. И проломление сопровождалось некстати сильнейшим сотрясением мозга. Тридцать шесть часов находился он в бреду. До этого, в 1984 году, он пережил еще более катастрофическое сотрясение мозга. Две недели провалялся в кровати, и в глазах его (открытых!) постоянно ползла красивая и пушистая, оранжевая гусеница… Тогда он боялся, что потеряет способность писать.

Он с сожалением констатировал, что шампунь, взятый им в поездку, весь вытек внутрь туалетной сумки. Пришлось намылить голову их позорным кубиком серого мыла. Благо у него короткие волосы.

…В 1985-м, играя с мадам Хайд ночью на пляс дэ Вож, он умудрился сломать плечо. Убегая от нее, пьяный (хохотали оба), он споткнулся. Подруга, настигнув его именно в этот момент, прыгнула на это его плечо и упала вместе с ним. Все 179 сантиметров роста, вес и энтузиазм тигра в прыжке. Результат: левая рука не выворачивается за спину так далеко, как правая.