Подошел баркас, с галеры скинули буксирный конец. Корабль подвели к причалу и развернули у опустевшей пристани. Опустевшей — в том смысле, что не было кораблей. Рыбацкие и торговые суда еще утром перевели в дальний конец порта, а у центрального причала, где расчистили место вокруг трех боевых судов, единственная галера теперь смотрелась одиноко. Зато народу на пристани собралось немало. По большей части женщины — жены имперских солдат, да и кое-кто из сослуживцев Ралька приметил на берегу своих. Редкая цепочка вооруженных горожан сдерживала зрителей, не позволяя подойти к самой кромке. Был риск, как и обычно в подобной ситуации, что толпа столкнет в воду того, кто окажется с краю.

Кто-то в толпе радостно размахивал руками, приветствуя галеру, кто-то глазел равнодушно, многие, не скрываясь, рыдали, размазывая слезы по лицу. Ральк увидел, как заплаканная горожанка набросилась на радующуюся соседку и вцепилась, визжа проклятия, той в волосы. Женщины упали в грязь, покатились… толпа отшатнулась от дерущихся, разнимать не стал никто. Тут галера ткнулась в причал, корабль вздрогнул. Матросы спрыгнули вниз, занялись причальными канатами. Когда корабль надежно пришвартовали, на причал скинули трап.

Танцор пришел в себя и сел, ученики немедленно отступили на два-три шага и согнулись в поклонах. Маг, кряхтя, поднялся, цепляясь руками за ограждение. Ему бы лучше еще полежать, приходя в себя, но чародей на людях обязан избегать проявлений слабости.

Солдаты в красно-желтых плащах гуськом потянулись по лестнице на главную палубу. На бак явился давешний пожилой имперец:

— Ну что, мастера… Ваша морская служба, мыслю я, завершилась. Навряд ли мы еще против этих северян выступим хотя бы раз. Так что ступайте с Гилфингом на берег… Да, вот еще что! Его милость велел спросить имя, кто из вас за старшего.

— А на что ему? — насупился Эгильт. — Золота за отважную службу отсыплет? Сержант Эгильт Рестилт, городская стража.

— Про золото пока что не скажу, а если выпадет какой случай нам еще… Ну, словом, чтобы только тебя, мастер, у города в помощь просить. Тебя и твоих. Нынче наше войско уполовинил проклятый колдун… даже больше чем уполовинил… Если какая служба, новый поход — так он будет тех же самых людей просить у Совета в помощь. Никто, сказал, не обгадился с перепугу, уже хорошо… для сухопут… в общем, для непривычных людей, сказал, хорошо. Еще велел похвалить вас, мастера, всех.

Танцор украдкой принялся отряхивать плащ — он-то как раз в походе держался не слишком браво.

— Гангмар бы взял его благодарность, — беззлобно отозвался Эгильт. — Знал бы я, так нарочно б здесь кучу повонючее наложил, лишь бы снова не лезть в этакую срань, как нынешнее побоище… Я уж лучше на берегу, там спокойней. Хотя бы знаешь, с чем столкнешься.

Имперец ухмыльнулся в седые усы и кивнул:

— Идемте, мастера, пора на берег. А держались вы и в самом деле неплохо.

— Вам спасибо, — несмело промолвил Ральк, — за объяснения.

Моряк кивнул:

— Это служба моя… Не стоит благодарности, значит… Ну, удачи тебе, парень, может когда и свидимся.

По узким лестницам стражники сошли на главную палубу и осторожно, чтобы не споткнуться о натянутые канаты и прочие препятствия, которыми изобиловала палуба, гуськом прошагали к трапу — наклонным помостям, пересеченным часто набитыми поперечными дощечками и огражденным перилами.

Как раз когда вернцы, держась за поручни, спускались на твердую землю, в толпе возникло движение. Ральк, прежде чем оказался на причале, успел разглядеть сверху, как стража и красно-желтые солдаты распихивают женщин, очищая проход в скоплении народа. Встречать галеру пожаловали важные шишки.

Когда вместо шаткой палубы под ногами Раль ощутил твердь, его заметно качнуло. Вот что, значит, чувствуют моряки, чья вихляющая походка вызывает удивление обитателей суши…

* * *

Вновь прибывшие в порт солдаты проложили наконец путь к трапу, и Ральк увидел знакомые носилки главы Совета. В толпе тоже узнали паланкин, несколько женщин попытались пробиться сквозь охрану. Но стража была начеку, солдаты, горизонтально ухватив алебарды, принялись теснить злоумышленниц. Куда подевалась обычная вернская неторопливость и благонамеренность! Горожанки, будучи не в силах проложить себе дорогу силой, принялись, грозя кулаками, выкрикивать проклятия и брань:

— Чтоб тебя Гангмар уволок, стручок поганый!..

— Старая лихоманка! Пень корявый!..

— Сдохнуть бы тебе! Утонуть, как мой Томен! Да не в воде, а в дерьмище собственном захлебнуться!.. На смерть Томена послал…

Носилки медленно приближались к пришвартованной галере, по трапу, торопя и едва не подталкивая стражников, поспешили имперские солдаты — почетный караул. Вместо того, чтобы выстроиться для торжественной встречи синдика, им пришлось присоединиться к приведенной стариком охране и сдерживать напор толпы. А женщины, распаляясь от собственной безнаказанности и подзуживая друг дружку, становились все злей и отважней — в носилки полетели комья грязи и огрызки, потом — камни… Порядочный булыжник угодил носильщику в лицо, тот взвыл, роняя рукоять паланкина, из-под скрюченных пальцев на ворот потекли струйки крови. Это зрелище подействовало на толпу двояко. Кто-то, напуганный, шарахнулся прочь, но многих вид пролитой крови привел в исступление, на паланкин обрушился новый шквал снарядов и проклятий. Носильщики выронили ношу, заметались под обстрелом, стражники уперлись крепче алебардами, женщины тоже навалились, кто-то уже вцепился в ворот солдата… Кто-то норовил ткнуть пальцами под шлем, в глаза… Из повалившегося паланкина по пояс высунулся старый синдик и заревел, срываясь на визг:

— Бить их!!! Бей мятежников!!!

Солдаты, явившиеся с носилками, а затем и гвардейцы с галеры кинулись теснить толпу, Эгильт скомандовал: «Вперед!» — стража тоже ввязалась в свалку. Сперва солдаты били вполсилы, сдерживаясь из жалости, но по мере того, как распалившиеся горожанки колотили их и царапали — разозлились и, в свою очередь, взялись за дело всерьез. Ральк старался уворачиваться и только отпихивал ножнами встречных, расчищая вокруг себя пространство для маневра, тут ему на глаза попался типчик, запустивший руку в карман дородной тетки, которая, краснея от натуги щеками и тряся обильными телесами, вопила проклятия северянам и страже попеременно. Ральк вытащил меч (несколько мятежниц, увидя обнаженное лезвие, отшатнулись), метнулся к воришке и нанес рукояткой крепкий удар в висок. Бледный тощий карманник ахнул и повалился под ноги толстой тетке. Та, ощутила рывок, машинально схватилась за карман и обнаружила там руку проходимца, который медленно оседал на ослабших коленках. Ральк подмигнул тетке. Та, сменив направление атаки, принялась охаживать башмаками незадачливого вора. С этой стороны Ральк себя обезопасил — массивная баба, топчущаяся на месте, загораживала стражника от новых атак.

Тем временем старик, путаясь в занавесях, бахроме и вырванных с мясом ремнях, принялся выбираться из опрокинутого паланкина, хрипя ругательства и размахивая клюкой. Ком грязи, метко пущенный ему в лицо и размазавшийся по впалым небритым щекам, придавал синдику дикий вид. Бархатная шапочка свалилась в грязь, седые всклокоченные волосы стояли дыбом, из перекошенного рта летели брызги — старик был страшен. То ли усилия разозлившихся солдат, то ли вид рассвирепевшего главы Совета подействовал на женщин — но, во всяком случае, те сперва попятились, затем дрогнули и вскоре обратились в бегство.