Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Делай, что велено! — прикрикнул Егор, раздражаясь постоянными рыданиями своей жены.
Последние две недели Милка то смеется, то плачет, порой и то и другое разом. Парню невдомек, что происходит с его женой, а супруге никто не подскажет, что именно с ней творится, пусть женщина и догадывается, что беременна.
— Открой, хозяин, говорить нужно, а не ломать ворота, — голос мужика, что стоял чуть впереди остальных и выделялся более богатым одеянием, становился грубее.
— Тут говорить станем! — жестко сказал Егор, направляя пистоль, что был в левой руке на того, кто показался главным.
Царский охранник стоял в открытом оконце, по сути, бойницы, что было на втором этаже дома. Оттуда было видно, кто именно стоит у ворот
Прошло еще время и прозвучали несколько фраз и тогда, наконец, убедившись, что у Милки было достаточно времени, чтобы убраться, Егор спустился и открыл гостям.
— Ворота закрой! — самоуверенно сказал мужик, ухмыляясь. — Опусти пистоль. Я говорить пришел, а не живота тебя лишать.
— А я не звал тебя, — не стушевался Егор.
Да и как может растеряться телохранитель самого государя?
— Сразумел я, что в дом не приглосишь, да кваса, або сбитня не нальешь. Ну так я и не прошу, — глаза мужчины зло заблестели. — О другом прошу, кабы службу сослужил.
— Так я и служу, государю! — ранее опущенный пистоль вновь был направлен в голову главарю непонятной компании.
— Ты, казак, будь разумным! Платить стану золотом, а ты токмо говорить станешь, что да как, может еще чего сделаешь. Рядом с царем столь много, сколь я заплатить могу, ни ввек не получишь. Аще дворянство, не сумлевайся, буде твоим, да не запросто так, а с поместьем, добрым не мене тридцати полных дворов, — говорил главарь незнакомцев.
— А ты кто таков? — спросил Егор.
— Ха-ха! — деланно, явно притворно, засмеялся. — А не скажу! И не вздумай искать, сам найду.
— Чего ты хочешь? — решил Егор раздобыть хоть какую информацию.
— Пока слухай, да привечай, что в царских палатах деятся. Кто в бояре метит, куды войска отправляют. Пока хватит, далее поглядим, как сложится. Бяры, — с избыточным чувством превосходства, которое демонстрировалось напоказ, мужик передал калиту с монетами. — То так, по первой, буде и больше.
— Возьми! — Егор передал деньги обратно.
— Ты не сразумел, казачок! Нема пути в зад. Теперича али делаешь, что скажу, али жонку с ублюдком похоронишь, апосля все одно сделаешь, что стребую, — два мужчины встретились взглядами.
Егор проходил инструктаж, в ходе которого предупреждали, что такие моменты должны быть. И в данном случае вариант был только один — соглашаться, сообщать о контакте и после, как было обещано, начнут работать иные люди. Но нутро, характер парня, его вспыльчивость не позволила сделать так, как предписывалось.
— Не тронь. Всех твоих, хоть жонку, хоть сыновей и побратимов, вырежу всех, кто тебя знал или когда видел, — прошипел Егор.
— Остынь и поразмысли. Все будет у тебя, главное — все жить будут. Не смей обо мне говорить, я узнаю и тогда… — мужик не стал договаривать, бросил калиту с монетами на землю, сплюнул и пошел прочь, не обращая внимание на своих подельников, которые посеменили за предводителем.
— Царь-солнышко светит ярко, обжигает больно! — сказал Егор, подымая мешочек, как оказалось, всего с серебряными монетами.
Он в раз двадцать больше этого прикопал на дороге к Москве.
* * *
Москва
16 августа 1606 года
— Государь, вот то серебро! — Егор протянул мне мешочек с деньгами.
Еще бы понимать много это или мало. Как-то редко я хожу на рынок… настолько редко, что никогда. Ценность денег стал понимать только на уровне: тысяча — это много, а десять тысяч — это еще больше, за эти деньги можно семь-восемь тысяч воинов почти год кормить и снабжать порохом и свинцом. Но и десяти тысяч мало, чтобы еще одеть воинов и купить оружие.
— Серебро оставь себе! И об том, что ты мне поведал, нужно говорить токмо мне, но не прилюдно, — пожурил я Егорку.
Вот и хорошо, вот и ладненько. На самом деле я не расстроился, что появились силы, что работают против меня, уж тем более не испугался, я обрадовался. Как бы странно не звучало, но радость имело место быть. Когда ждешь удара, тем более исторически не в твоей эпохе, нет четкого понимания, от куда прилетит. От этого я немного нервничал, ощущая обострения мании преследования, от того все более усиливая охрану и систему работы дворцовой челяди. Дошло до того, что кухарки заходят на кухню в специальных рубахах, с перевязью, без карманов… впрочем их тут нет ни у кого. Женщин, да и истопников, водоносов, обыскивают. И еду еще и пробуют и подают чаще холодной, чтобы понять состояние дегустатора после снятия проб.
А тут понятно, откуда планируется удар, можно и сыграть с недоброжелателями. Вот только нельзя было Егору прилюдно говорить о посетителях. Мало ли кто услышит, да передаст неведанным силам, что парень верен мне и себе. Если е Егору пришли, могли еще ранее прийти и к другим. Егорка-то только зачислен в штат телохранителей.
Хотя и тут недоработка, он не мог наедине мне хоть что-то сказать, так как остаться со мной парню не позволили бы.
Плохо то, что я Захария Ляпунова отправил готовить специальную хитропопую, вместе с тем, жесткую операцию. А иных людей, которые могут, нет… Шаховскому что ли поручить разобраться? Я еще не обрадовал соратника, что он стал стольным воеводой, своего рода губернатором Московской области, самого вкусного, богатейшего куска русской земли. Вот пусть и провернет операцию по выявлению тех, кто начинает под меня капать, так и получит должность.
— Переводи своих родных в Кремль. Ермолай устроит тебя! — сказал я, и чуть не дернулся, насколько быстро и неожиданно парень плюхнулся на колени.
Так можно и коленные чашки разбить.
— Государь-император, прости, ты спешил, тебя ждут! — лебезил Лука Латрыга.
Да, сегодня тренировка была для меня урезанной. Разминка, отработка ударов, показал несколько комбинаций и захватов. Но настало время пообщаться с мамой.
Мария Федоровна Нагая перед тем, как я подошел к Москве, отправилась в Новодевичий монастырь и молилась. «Помолиться» в этом времени — идеальная
