— Приглянулась девка? Так то не напасть. Иных берут и без венчания. А жена… Да что жена! Будто мало их сестры, какая бы ни была супружница, всегда найдутся моложе и красивей. Можно подумать, всерьёз собрался хранить супружескую верность! — высмеяла с непримиримой уверенностью обиженной женщины. — Уж я-то знаю ваше племя!

И замкнула сундуки, а ключи подвесила к поясу.

Мрачнее прежнего вышел от матери молодой лорд. Того добилась злокозненная старуха, что внушённая ею сумятица разрушила единожды принятое решение честно сделать Дейрдре женой и хозяйкой. Нагаданная матерью супруга была ему отвратительна, но сусальный блеск приданого несколько примирял его с мыслью о браке.

"В самом деле, — рассуждал лорд Грегори, склонный оправдывать собственную низость примерами неблаговидных поступков иных людей, — ведь мужчинам не в новинку жениться на одной, любя другую. У Дейрдре нет ничего, кроме красоты, а та страшна, как чёрт, но, как чёрт же, и богата. Отчего бы не заполучить обеих, когда сама удача нашёптывает об этом? Мне везёт с женщинами, стало быть, это свойство дано не затем, чтобы жить монахом. Что верность? Верны одной лишь те, кто ни на что не годен.

Я по сердцу обеим — что ж, прекрасно! Одна, с её богатством, дана мне для жизни, как источник удовольствий, вторая же — для любви, сама воплощение наслаждений… Пусть так, решено!"

Подобного толка натуры весьма нетребовательны к себе, и, чем грязней и мельче болото их души, тем снисходительней они смотрят на собственные грехи.

* * *

Спустя недолгий срок, последовавший за разговором матери и сына, в замке устраивались всевозможные увеселения. Беспримерная расточительность запросто объяснялась преследованием единственной цели — залучить к себе богатую бездельницу. Будучи о себе неоправданно высокого мнения, девица не подозревала, что всего-навсего намечена мишенью корыстной маменькой. Приваженная особым к себе отношением, девица зачастила к соседям, где неизменно бывала с почетом принята играющей радушную хозяйку старухой-матерью и умело изображающим пылкую страсть пройдохой-сыном. И пусть, целуя без меры унизанную перстнями руку, ему ничего не хотелось, кроме как вытереть украдкой губы, девица, падкая на лесть, видела перед собой влюблённого поклонника, красивого собой, к тому ж.

Грегори не похвалялся зазря, будто ему ничего не будет стоить добиться благосклонности богатой невесты. И вот он уже принят надменным соседом как решённый зять и будущий хозяин.

Матушка его выхаживала горделиво, довольная тем, что сын в кои-то веки поступает по её слову и ей в прибыток. Воспитанницу же она отсылала с глаз прочь под любым предлогом и без предлога вовсе, опасаясь, как бы сын, прельстившись красотою девушки, не вспомнил прежнюю блажь, ведь и разнаряженная в пух и прах изнеженная бездельем невестушка не шла ни в какое сравнение с бледной от непрестанной работы нищенски одетой Дейрдре.

Дейрдре же, хоть и мало повидала жизни, с пробудившимся женским чутьём угадывала суть творимого лицедейства. Осознание истины печалило и уязвляло влюблённую девушку, но с присущим ей великодушием Дейрдре оправдывала любимого, изыскивала для соперницы несуществующие достоинства и, напротив, всячески принижала себя, объясняя этим выбор Грегори. Сколько зла ей причинили, добра же к себе она почти не знала, но была так светла, что не видела, как чёрен лорд. Любовь же и подавно озаряет тех, на кого изливается, а Дейрдре полюбила, со всею чистотой и силой первого чувства.

Её ли вина, что избранник не достоин был ни единого биения сердца алмазной красоты?

Между тем, уже все в округе прознали о предстоящей свадьбе. Приготовления шли скорым ходом, подстёгиваемые с двух сторон засидевшейся в девицах невестой и сребролюбивой маменькой. Пуще прежнего захворавший отец невесты с бесстрастностью почти покойника наблюдал за суматохой, ни во что не ввязываясь и препоручив все хлопоты будущей родственнице. Матушка Грегори и его скорая супруга, сойдясь ближе, остались довольны друг другом — хитрая старуха умела угодить и без зазрения совести разливала патоку лести, неумная же невеста казалась ей вполне безобидна и не представляла угрозы единоличной власти.

Один жених всё более мрачнел с приближением назначенной даты. Будущая супруга, лучащаяся самодовольством, её кокетство, прижмуренные глаза, безвкусная роскошь убранства — всё это более, чем прежде, внушало ему отвращение, которое он с каждодневным трудом скрывал. И это — его жена, и эта пытка продлится не день, и он, менявший прекрасных женщин, как в танце, войдёт в храм с этой?

Угадывая по нахмуренному лбу сыновние сомненья, ушлая маменька побаивалась, как бы Дейрдре одним своим существованием не нарушила тщательно возводимые планы, опасалась сумасбродства Грегори, с которого сталось бы сбежать накануне свадьбы с красавицей кузиной. Невеста глупа, но, увы, не настолько, чтобы стерпеть подобное оскорбление.

Однако страхи матушки являлись напрасно. Вот подошёл назначенный срок, вот совершился обряд — да так споро и гладко, как и не чаялось. Настал черёд даров и здравниц, да хмельной гульбы. И тогда не приключилось ничего, могущего пусть и не разрушить уже заключённый брак, но повлечь ненужные неприятности. Однако всё произошло благопристойно, насколько бывает благопристойно на богатых свадьбах с изобильной выпивкой и шумными гостями.

Уже заглядывала в окна ночь во вдовьем уборе, когда совершенно успокоенная матушка отправилась почивать. Редкие гости, кого не сразил ещё мертвецкий сон, провожали молодых супругов нестройными выкриками. С напускной стыдливостью жена опускала горящие предвкушением глаза; муж с кривой усмешкою отругивался на непристойности. Подпитые зубоскалы довели их до дверей опочивальни, пошумели и разошлись.

Молодая супруга обратила к лорду раскрасневшееся лицо, заворковала с придыханьем:

— Вот мы, наконец, и одни, муж мой!

Грегори снял с плеч цепкие ладони жены, отступая в тень, куда не достигал свет предупредительно расставленных свечей — не показать отвращения, отразившегося на лице.

— Ложитесь спать, леди. Я вернусь… позже.

И, не слушая недоумённых возгласов, перешедших в возмущённый визг, скорым шагом вышел из спальни и запер супругу снаружи.

Не тотчас и понял, куда он шёл и зачем. И очнулся, только когда ноги сами привели к заветной каморке. Из-за дверцы струился едва видимый свет. С невесть откуда взявшейся робостью лорд тихо стукнул о косяк и, склонившись в низком проёме, шагнул в девичью обитель.

Дейрдре не спала и вовсе не ложилась в ту ночь на ветхий тюфяк, что служил ей постелью. Она сидела под забранным частой решёткой оконцем, перед нею истекал воском свечной огарок. Склонив голову, девушка неотрывно смотрела на трепещущий огонёк; коса, которую она взялась переплетать перед сном, свесилась, перекинутая через плечо, пряди вольно развились золотым потоком до самого пола.

Тоска и пробудившееся сердечное чувство овеяли