– И мы будем биться за вас здесь, как вы бьетесь за нас там!

Но что это за птичья стайка на заднем плане? Белые голуби? О, господи. Они выпускают из клетки белых голубей на ступенях Капитолия! Зачем мелочиться? Зачем баллотироваться в сенат? – подумала она. – Почему сразу не объявить себя императором? Какая-то прямо небесная фотосессия. Будут изучать в пиар-академиях столетия спустя. Вот он, хромая, отходит от трибуны. У женщин слезы на глазах. И что – музыка? Да, музыка. «Рожденный в США» Брюса Спрингстина. Да какие там выборы – просто пронесите его на руках по Пенсильвания-авеню и посадите в Овальном кабинете. Касс выключила телевизор и снова уставилась в потолок.

Она провела у себя в комнате и следующую неделю – выходила только в туалет и перехватить что-нибудь на кухне. Питалась главным образом рисовыми хлебцами, запивая их содовой. Лицо стало бледно-восковым, на волосах оставили след восемь разных красок. Наконец мать не выдержала и вошла к ней.

– Ты что, собираешься кого-нибудь убить?

– Что? – переспросила Касс, глядя в потолок.

– Ты ведешь себя так, что я не удивлюсь, если в один прекрасный день позвонит репортер и скажет: «Миссис Коуэн, ваша дочь только что застрелила президента. Ваши комментарии?»

– Интересная идея. Надо подумать.

– Кассандра, не разговаривай со мной так.

– Мама. У меня нет сил никого убивать.

– Ты выглядишь как персонаж из книги Энн Райс.[26]Жуткий образ жизни. Нездоровый. Ты неделю не выходила на свежий воздух. А эта комната… Здесь же пахнет!

– Не чувствуется, если все время в ней находишься.

– У тебя, родная, посттравматическое состояние. Ничего необычного после того, что случилось. Тебе надо посоветоваться с психиатром.

– Нет.

– Ну, с психологом.

– Нет.

– С социальным работником, специализирующимся на таких случаях. Это почти то же самое, что…

– Нет. Уйди, мама.

– Что ты читаешь?

– «Источник».

Мать нахмурилась.

– Айн Рэнд?[27]Ты уверена, что тебе нужно именно это?

– Это роман о человеке, который отказывается идти на компромисс, – сказала Касс, сама чувствуя у себя в тоне какую-то затверженность. – О человеке, который борется с посредственностью, соглашательством и ложью.

– Ч. т. д. – фыркнула мать.

– Что это значит? «Чем тебя долбануло»?

– Тебе отлично известно, что это значит. «Что и требовалось доказать». Тебя же в Йель приняли, насколько я помню. Прости, родная, я не хотела… Я просто думаю, что читать Айн Рэнд в таком состоянии не полезно. В старших классах у меня был бойфренд, который читал ее книгу «Атлант расправил плечи». Кончил тем, что стал раздавать на улицах листовки, убеждающие всех заботиться о собственной персоне. Малоприятная философия.

– Я так не считаю, – сказала Касс. – И давай я в соответствии с ней сама о себе позабочусь, ладно? Это будет не слишком эгоистично с моей стороны?

– У меня не очень хорошо получается спорить. Потому-то я и пошла в экономику. С числами не спорят. И долго ты намерена просидеть в этой пещере?

– Пока сталактиты не вырастут. Можно еще рисовых хлебцев?

– Сама позаботься об этом, пожалуйста.

На следующий день мать снова вошла к ней в комнату, неся телефонную трубку – теперь точно военный трофей.

– Тебя. – Она вся сияла.

– Кто это?

– Берти Вустер Боснийский.

Касс после возвращения домой рассказала матери во всех подробностях, как было дело.

– Алло, – недоверчиво произнесла Касс.

– Ну наконец-то, – сказал конгрессмен Ранди. – Ни звонков от нее, ни писем. Еле-еле вас нашел. Как вы, ничего?

– Смотря что понимать под словом «ничего». Я жива. По теленовостям вижу, что и вы тоже.

– Касс, – сказал он. – Не знаю, честно говоря, с чего начать.

– Невезуха есть невезуха. Особенно на Балканах.

– Как рука?

– Чешется.

– У меня самый приятный момент за день – когда можно снять протез и почесать культю. С возрастом, как говорится, начинаешь ценить мелочи. Вы знаете, я… я… я просто пытался…

– Проехать по минному полю. Не получилось. Но мы остались живы.

– Мне очень жаль. Я сделаю для вас все, что смогу.

– Видела вас по телевизору. Перед Капитолием. Белые голуби?

– Строго между нами: на самом деле они сизые. Их окунают в корректирующую жидкость. Дешевле. У меня новый пиар-агент. Настоящий гений фотосессий. Фамилия – Таккер. Теперь слушайте. Я посылаю за вами самолет. Хочу с вами поговорить.

– Поговорить? О чем?

– О вашем будущем.

– Разве оно у меня есть?

– Армейские – просто сволочи. Я же им сказал, что сам во всем виноват. Хотите, вклею им публично?

– Да нет. Бог с ними. Но я бы обошлась без домыслов в СМИ о том, как мы занимались сексом на минном поле.

– Это идет не от меня.

– Побочные эффекты роста вашей популярности.

– Признаю свою вину полностью. Честное слово, я чувствую себя виноватым. Послушайте: я богатый человек, конгрессмен с политическими амбициями. У вас есть все возможности заставить меня раскошелиться как следует. Да я и сам этого хочу.

– Мне не нужны ваши деньги.

– Я предлагаю вам работу. И деньги тоже, если пожелаете. Ваша мама меня ненавидит. Она очень четко дала мне это понять по телефону. Замолвите за меня словечко, ладно? Терпеть не могу, когда матери плохо ко мне относятся. Наверно, это из детства тянется.

Касс услышала в трубке гудение.

– Она сказала мне, – продолжал Ранди, что у вас серьезная депрессия и вы хотите кого-то там застрелить. Пожалуйста, не надо. Это полностью погубит мою политическую карьеру. Вам очень больно?

– Что вы имеете в виду? Физически или так, что неделю за неделей лежишь и глядишь в потолок?