мою мораль, когда все знают, что твоя семья даже не подписала бойкот против «Сделок»? Кстати говоря, что было нужно этому юристу в «Сахаре»?

Наши одноклассники снова болеют за Педро, подначивая его закончить уравнение раньше меня. Он немного переоценивает ситуацию, одаривая их фальшивой улыбкой. Но когда он снова смотрит на меня, я понимаю, что застала его своим вопросом врасплох.

– Откуда ты знаешь, что он приходил? – шепчет он.

– Я видела, как он выходил из «Сахара».

– А я видел, как он выходил из «Соли», – парирует он с видом «ну что, попалась?!».

Долгую секунду мы смотрим друг на друга, его дыхание колышет пряди челки.

Ему не нужно ничего говорить. Я знаю, когда он пытается скрыть, что волнуется. Он самый высокомерный человек в Олинде, поэтому он не расспрашивал бы меня о «Сделках», если бы не боялся за «Сахар». Этот юрист, должно быть, тоже сделал им предложение.

Мы пристально смотрим друг на друга, а потом возвращаемся к работе.

Я почти заканчиваю решать и тут замечаю, что маркер Педро начинает давать сбой. Он ругается себе под нос, меняя еще несколько сухих маркеров.

Я удваиваю скорость, дописывая последнюю строку уравнения. Я уже предчувствую вкус победы, когда рука Педро внезапно пересекает мое поле зрения в попытке дотянуться до маркера справа от меня.

– Смотри, что делаешь! – жалуюсь я.

Когда Педро наконец отодвигается, я понимаю, что он натворил. Стер плечом половину моего уравнения. И теперь переводит взгляд с испорченной работы на мое лицо, и его рот превращается в фальшивую, преувеличенную букву «О».

Я до боли сжимаю в руке маркер.

– Педро, ты сделал это нарочно? – спрашивает Пиментель, заглядывая мне через плечо.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

– Да!

– Прости, – говорит он, положив руку на сердце, и едва сдерживаемая ухмылка приподнимает уголки его рта. – Серьезно, Ларисса. Я не хотел.

– Лжец! – протестую я.

– Лари, он уже извинился, – одергивает Пиментель. – Продолжайте, оба. У вас осталась одна минута.

Дрожа от гнева, я спешу закончить ту часть уравнения, которую стер Педро. Не могу поверить. Он едва вернулся, а уже превратился в кошмар.

– Теперь ты знаешь, каково это, когда кто-то разрушает твою работу, даже если это, как ты говоришь, случайно, – шепчет он мне.

И прежде чем я сама это осознаю, я провожу рукой по его уравнению и стираю часть.

Аплодисменты стихают. Время будто замирает.

Педро скрещивает руки на груди и прислоняется к доске, как будто все это время пытался добиться от меня именно такой реакции. Его глаза обвиняют: «Ты мстительная! Что и требовалось доказать». Как будто это доказательство того, что я подставила ему подножку в пятницу вечером.

К нам спешит Пиментель.

– Ну, хватит. Педро, ты уже получил свои две минуты в центре внимания. Я отведу тебя к директору.

– А как насчет нее? – Он возмущенно кивает в мою сторону. – Она просто стерла мое уравнение назло, потому что знала, что проиграет.

Я смеюсь.

– Я побеждала!

– Ребята, это было не соревнование, – говорит уже измученная Пиментель. – Это был просто тест для всех, кто заинтересован в получении дополнительных баллов. – Она чешет в затылке карандашом, рассматривая нашу работу. – Послушайте, вы бы решили это, если бы совместили эту часть решения Лари с той частью решения Педро. Если бы вы помогли друг другу, вместо всей этой борьбы, уравнение было бы решено.

Помогли друг другу?

– Я не знал, что мы можем попросить о помощи, – хнычет Диего.

– Я скорее умру, чем попрошу помощи у Педро Молина, – бормочу я себе под нос.

– Что, Лари? – спрашивает Пиментель.

– Ничего.

Педро свирепо косится на меня. Он-то меня отлично расслышал. Я мечу в него кинжалы своими глазами.

Звенит звонок, и Пиментель идет проверять уравнения других моих одноклассников. Они тоже не успели закончить решение.

Диего падает на колени.

– Пожалуйста, учительница, мне нужен этот дополнительный балл! Мои родители убьют меня, если я не смогу повысить оценку!

Несомненно, уроки Пиментель способны довести до отчаяния.

Она вздыхает в ответ на его мольбы.

– Хорошо, слушайте внимательно. У меня есть идея. Урок окончен, но если вы, ребята, могли бы на минутку объединиться у доски, чтобы объединить свои решения, я дала бы вам всем дополнительные баллы, – гово- рит она.

Мои одноклассники выжидающе оглядываются на нас с Педро. Но объединиться означает работать с ним, а это… это невозможно. Это измена.

– Я не могу с ним работать, – говорю я Пиментель.

– И я не могу с ней работать, – вторит он.

– А можно, остальные решат уравнение вместе, но без Лариссы? – спрашивает Пиментель Луана, утешающе похлопывая Диего по плечу.

Я свирепо смотрю на Луану, и она с вызовом приподнимает идеально выщипанную бровь.

– Нет, все должны работать вместе, – говорит Пиментель.

Диего выглядит обиженным.

– Педро, это всего на одну минуту, – умоляет он, сложив руки перед собой. Но, даже несмотря на то что Педро явно сочувствует ему, его ответ по-прежнему отрицательный. Затем Диего поворачивается ко мне: – Пожалуйста? Пожалуйста?!

Я чувствую, что все взгляды устремлены на меня. Все ждут моего ответа.

– Прости. Я не могу.

Мои одноклассники разражаются раздраженным ворчанием, а Диего резко сворачивается на полу в позу эмбриона, выглядя таким же расстроенным, как много лет назад, когда мой домашний леденец отколол ему зуб.

– Ну, раз так, – разочарованно говорит Пиментель, – всем сочувствую. Класс свободен.

12

ПОНЕДЕЛЬНИК, 25 АПРЕЛЯ

На перемене я переминаюсь с ноги на ногу перед кабинетом директора.

Пиментель все еще там, с директором и с Педро. Я прекрасно знаю, что такое беседы с директором Оливейрой, но перерыв почти закончился, и до сих пор нет никаких признаков завершения этой встречи.

– Неудивительно, что никто не хочет с ней дружить, она думает только о себе, – сказала Луана, протискиваясь мимо меня, чтобы выйти из класса.

С тех пор ее слова так и звучат у меня в голове. И подумать только, что в детстве нам нравилось вместе играть в переодевания. Ее мама использует свою гостиную как парикмахерскую, а Луана любила использовать ее кисточки и косметику, чтобы навести красоту, и это превращало нас обеих в попугаев ара; кончики ее пальцев частенько были перемазаны яркими тенями для век, которые оставляли отпечатки пальцев по всей маминой мебели. Она всегда брала всю вину на себя, даже когда я пыталась ее защитить.

Теперь она ненавидит меня. Все ненавидят. Несмотря на то что Педро тоже отказался работать вместе.

В ожидании я хватаю телефон, притворяясь, что пишу кому-то. Жалкая попытка игнорировать одноклассников, которые,