— Когда-то здесь жило большое, многочисленное племя, — сказала девушка, словно читая его мысли. — Очень могущественное. После него остались руины удивительных зданий, прямо среди гор. Похоже, некоторые из этих тропинок — следы древних дорог шергардов.

Он удивленно посмотрел на нее. Уже не первый раз она демонстрировала знания, источник которых он напрасно пытался выяснить.

— Откуда ты об этом знаешь, госпожа? — прямо спросил он. — И об этом, и о многом другом?

Она пожала плечами.

— Мой опекун… собственно, почти приемный отец — человек, который видел рождение разума стервятников.

Оветен изумленно уставился на нее.

— Когда-то он был мудрецом-посланником, — пояснила девушка. — Теперь он живет здесь, в Тяжелых горах, и занимается исключительно историей Шерера. Его называют Стариком.

— Мудрец-посланник, — повторил Оветен.

Девушка снова пожала плечами и добавила:

— В Армекте о них знают лишь то, что они существуют. — Сегодня она была удивительно разговорчива, что случалось редко. — Лах'агар, посланник Шерни. Человек, который понимает сущность Пятен и Полос Шерни. Он никакой не чародей и не маг — такой же, как все, из плоти и крови. Общение с Шернью продлевает срок жизни, и только. Кроме того, посланник большую часть жизни проводит в пределах края, где время течет иначе — в девять раз медленнее. Это значит, что, когда в Шерере пройдет девяносто лет, посланник в Дурном краю проживет лишь десять. Больше я тебе ничего не скажу, господин, поскольку ничего больше не знаю. А если даже и знаю, то не понимаю, — откровенно призналась она.

Оветен покачал головой и поднял брови.

— Армектанка в Тяжелых горах… Как такое могло случиться? — спросил он, чувствуя, что у девушки хорошее настроение, и пытаясь ее разговорить.

Она уклонилась от ответа.

— Это очень долгая история.

Дальше они шли молча. Расстояние, отделявшее их от остальных, перестало увеличиваться, однако вывихнутая нога Оветена не позволяла надеяться и на то, что оно уменьшится.

— Далеко еще? — спросил он.

Девушка пристально взглянула на него. У нее были необычные глаза — они совершенно не подходили к ее лицу и казались в некотором смысле… старыми.

— До границы края недалеко. Но может быть, пора бы уже рассказать мне побольше?

— Разве золото, которое ты получаешь, госпожа, не притупляет твоего любопытства?

Он платил ей по-царски. Ибо царской была цена, которую она назначила — и не позволила торговаться.

«Это честная сделка, — заявила она еще в Бадоре. — Я не вожу экспедиций по горам. А если уж мне приходится этим заниматься, то меня следует убедить, что дело того стоит».

Так и решили.

— Золото, которое я получаю… Хорошо, господин. Но ты не подумал, что, может быть, я хочу его заработать… честно?

Он испытующе посмотрел на нее.

— Почему ты хочешь добраться до границы края именно в этом, а не в другом месте? Какое это имеет значение? — спрашивала девушка. — Я ведь не только должна довести вас до цели. Нам еще нужно вернуться. Не лучше ли было бы, если бы я знала все?

Оветен покачал головой.

— Нет так нет, — сухо сказала она. — Со вчерашнего дня нас преследуют.

Известие оказалось столь неожиданным, что он сперва не поверил.

— Здесь горы, — напомнила она. — Иногда, господин, можно видеть человека как на ладони, но на самом деле вас разделяет полдня пути… Повторяю: за нами движется какой-то отряд. И скорее всего, оторваться от него нам не удастся.

— Почему? — коротко спросил он.

Она махнула рукой.

— Дорога через перевал Туманов только одна. По крайней мере, другой я не знаю. Потом Морское Дно — и уже Дурной край. Если мы пойдем так, как ты того желаешь, они будут двигаться за нами как привязанные. До того самого места, где ты хочешь войти в край. Ведь ты хочешь, чтобы мы шли через Морское Дно?

Он прикусил губу.

— И что ты советуешь?

Она показала рукой вперед.

— Там — перевал Туманов… На перевале легко спрятаться — и пропустить их. А потом вернуться. Проделать лишний путь, но войти в край дальше к югу от Морского Дна.

— Мы должны идти через Морское Дно. Впрочем, ты уверена, что твой план удастся?

— Я уверена, — раздраженно ответила она, — только в одном: ты слишком мало мне платишь, ваше благородие. Мое любопытство все еще живо — золото его вовсе не задушило.

Полулежа под скалой, опершись на локоть, девушка наблюдала за возней солдат. Уже смеркалось, но все еще отчетливо были видны их суконные сине-желтые мундиры, скроенные по образцу формы легионеров. Однако на них были не кольчуги, как у армектанской легкой пехоты, а чешуйчатые доспехи; ножны же мечей были окованы бронзой, а не железом. Бронзовыми были и пряжки ремней.

Прекрасный отряд. И состоящий из хороших людей. Уже в Громбе она оценила их. Это были далеко не мальчишки. Кроме того, она наверняка не приняла бы предложения, если бы они не оказались армектанцами.

Армектанцами… Как же приятно было с ними разговаривать! Она села, подтянув ноги и обхватив их руками и опустив подбородок на колени.

Все еще шел дождь, но ветер действительно не достигал расселины. Солдаты ужинали перед сном. Оветен назначил часовых и поковылял к лучнице. Он молча сел рядом, о чем-то напряженно размышляя, тупо уставившись на видневшееся в полумраке крепкое, широкое бедро девушки.

— Гм? — спросила она после долгого молчания, подбирая юбку; он увидел округлые очертания бедра и смущенно отодвинулся. Она прыснула.

— Ради Шерни, господин, если уж тебе обязательно надо на что-нибудь столь тупо пялиться, то лучше на какую-нибудь скалу, их вокруг полно, — язвительно заметила она. — Что так беспокоит командира экспедиции?

— Ее цель, — коротко ответил он. — Как ты думаешь, кто нас преследует?

Она пожала плечами.

— Понятия не имею. Собственно, я даже не знаю, как давно они за нами идут. Я заметила их вчера. Ничего не говорила, потому что не была до конца уверена.

— Они могут знать о цели нашего путешествия?

— Не знаю. Может быть.

— Их там много?

— Не знаю.

— Ради Шерни, ты что-нибудь вообще знаешь, госпожа?

Девушка удивленно посмотрела на него.

— Конечно. Я знаю, как довести твой отряд, господин, до Дурного края. Ты мне за это платишь. И, надо полагать, только за это?

Он отвернулся, закусив губу.

— Чего они могут от нас хотеть?

Она снова пожала плечами — ее любимый жест.