Окончив в райцентре техникум по специальности «автослесарь» и отслужив в армии в ракетных войсках, Баталь приехал в Питер. Пока главным его достижением в жизни было то, что он в армии возил генерала. Люди в погонах пользуются большим уважением и авторитетом на Кавказе. Что уж говорить о генералах? Если Манарову за полет в космос дали лишь звание полковника, а Баталь возил генерала, значит ли это, что Баталь летает быстрее Манарова?

Баталь обожает машины и все, что с ними связано. Кажется, он даже готов жениться на своем авто. На заработанный на улицах доллар он купил «копейку». Потом заработал еще и купил двадцать первую «Волгу». Сейчас копейка» и двадцать первая – его вторая и третья машины, любимая в автомобильном гареме – четверка, и Баталь мечется по трассам, не желая ни на миг расставаться ни с одной из своих трех ладных красавиц.

– Ну ты, Баталь, настоящий султан, – шутим мы. – Мы думали, у тебя будет гарем из четырех машин: копейки, трехи, четверки, ну и девушки-двущки. А ты уже на двадцать первую секс-бомбу замахнулся!!!

10

Жилища у Баталя нет. Он снимает гараж, где и живет. Часто Баталь спит прямо в машине. Или под машиной. Не задумываясь, он готов вступить в драку и бой с любой таксомафией и другими бомбилами за свое место под неоновым солнцем ночного Питера. Не раз Баталю били лицо и лобовое стекло. Не раз протыкали шилом шину и грозили проткнуть бок. Но Баталю все нипочем.

– Ребята, мне терять нечего, – говорит Баталь, останавливаясь в очередной раз у выхода из метро, – либо пан, либо пропал. С какой стати я вам должен уступать, если здесь мой дом? Так что лучше убейте меня сразу.

Вскоре вся моторная мафия махнула рукой на этого несгибаемого психа. Мол, от одного такого на весь город не убудет.

Днем Баталь подрабатывает автослесарем при своем гаражном кооперативе, где и латает свои пробоины. К людям Баталь, похоже, тоже относится, как к механизмам и машинам.

Гоняя и лихача по улицам, Баталь особо не задумывается о том, что может сбить пешехода или стать причиной автокатастрофы. Для него человеческая жизнь вроде не представляет никакой ценности. Иногда, вцепившись в руль, как Шумахер, и согнувшись, он думает, кого бы поэффектнее напугать, поддавить или подрезать.

Для него почти все равно, на кого и зачем он наедет, напугает, подрежет-обстреляет каплями из-под задних колес, забрызгает ядом из луж, отравив весь день, оглушит сигналом или облучит резким светом фар. Главное – не цель, а средство ее достижения, главное – чтобы его адская машинка была классной: чтобы она покруче выглядела со стороны, чтобы она была похитрее и понадежнее и сработала на все сто километров в час.

Механизмы и способы их приготовления завораживают и поглощают Баталя с головой. Баталь привык смотреть на людей через призму зеркала заднего вида и протектора колес. Он очень похож на тип откровенного боевого лидера, тщеславного и самолюбивого бойца-храбреца. Недалекая безрассудная храбрость и самоупоение, до мании величия, собственной силой, выносливостью, скоростью и храбростью при полном презрении ко всему и вся. А сам Баталь, как ребенок, весь на ладони, только подними крышку капота.

11

– А что мы еще можем сделать в этой ситуации? – продолжает заводиться Баталь. – Что мы сможем сделать, если нам запретят исповедовать наши нормы, как во Франции?

– Тогда мы вполне сможем объявить джихад, – говорит Азам.

– Откуда ты все это знаешь? – спрашивает Дженг.

– Я много читаю и смотрю телевизор. И потом, у меня есть своя голова на плечах.

– Постойте, – успокаивает всех Хатим, – для начала мы должны просто организоваться в некую организацию и начать отстаивать свои права. В некую партию или общественную группу.

– И что нам это даст? – не понимает Баталь. Ему не терпится начать действовать прямо сейчас.

– Когда нас много, мы уже сила. Мы сможем заявить о себе и объединиться с другими такими же партиями. Можем получить даже финансовую поддержку от различных фондов. Все спланировать и рассчитать, все тщательно подготовить, а если понадобится, и ждать, когда настанет время действовать организованно.

– Правильно, – поддерживает Хатима Азам. – Если мы будем готовы и нас будет много, нас труднее будет заткнуть.

– Послушайте, – вдруг говорит Хатим. – Мой братишка часто лазает по всемирной паутине и недавно вышел на сайт Аль-Каиды.

– И что на этом сайте?

– Могу дать вам ссылку. Там есть фетфа от Усамы бен Ладена. Призыв ко всем честным мусульманам организовывать группы сопротивления и действовать. Совершать акции неповиновения.

– Для начала нам надо просто объединиться и чаще встречаться, молиться и разговаривать вместе, – говорит Дженг.

– Да точно! – говорю я. – А потом уже можно будет захватить заложников и потребовать политического убежища на Западе, например, в Швеции.

Моя шутка вызывает всеобщий смех. Вот так, с шутками и прибаутками появилась наша группа.

Все, что мы обсуждаем, кажется мне стебом или шуткой. Для меня главное – уехать на Запад. Пробиться на паром или лайнер я так и не смог. До сих пор я часто хожу в порт, в эти северные ворота, и с трепетом в сердце смотрю на бушующие волны Финского залива.

1

Просыпаться или не просыпаться? А если просыпаться, то что будет потом? Чем закончится эта история? Или она закончится ничем, прервется на полуслове, как и многие другие? Будет ли она лучше, оттого что я проснусь, или хуже? Лучше ли явь сна? Хуже ли я своего героя из сновидения? Что будет с ним и со мной, когда мы проснемся? – такие вопросы мучили Мурада на пороге сна и яви своей изощренной каверзностью. «Что будет, если я проснусь, и будет ли вообще что-то? – вопрошал он себя. – Есть ли вообще хоть какой-нибудь смысл в реальности, в жизни, в сновидениях?»

Зурной скрипнула дверь. Затем включились электробритва, или пылесос, или кофемолка, или кран горячей воды, или такси зашумело у подъезда. Мурад еще не привык и не научился различать звуки большого чужого города и большого чужого дома. К тому же он не хотел просыпаться.

– Следи за меддахом, – ответил ему голос, неожиданно появившийся с той стороны границы сна и яви, – внимательно следи за меддахом.

– За меддахом?

– Да, за меддахом. За своим меддахом.

– За своим меддахом?

– Да, у каждого из нас есть свой меддах.

– Но где он, мой меддах?

– Вот, – сильно хлопнула дверь, – твой меддах уже здесь.

Вскочив с постели, Мурад подбежал к окну, на тусклый свет уличного фонаря. Он еще плохо ориентировался в доме, в котором ночевал первую ночь, а когда наконец выглянул во двор, на засыпанную снегом дорожку, то увидел только удаляющуюся широкую спину дяди и закутанные в шаль плечи его юной жены, которую до этого не видел, – она жила в другой половине дома. Да еще дворника, что уже размел половину тропинки. Дворник стоял спиной и к нему, и к дяде.