Великий и Достойный, тьфу! Недалекий и Подлый, как змея, – это подошло бы ему больше. Мстительный и Отвратительный! Гнусный и Жалкий!

Наконец Детлефа доволокли до крохотного внутреннего дворика и вытолкнули наружу. Его босые ноги застыли на холодных как лед камнях. День был пасмурный, но все же глазам его стало больно от света, будто он смотрел прямо на солнце. Он понял, насколько привык к сумраку камеры.

На балконе, нависшем над двориком, появилась фигура. Детлеф узнал черные одеяния, золотые цепи и надменное лицо коменданта тюрьмы Ван Зандта, который, по прибытии Детлефа в крепость, прочитал ему лекцию о самоотречении и покое через страдания. Он был из чиновников, чья набожность такова, что, как Детлеф подозревал, они дали обет глупости.

– Зирк, – произнес Ван Зандт, – ты, возможно, задумывался, что это за запах, от которого ты не можешь избавиться последние несколько недель...

Детлеф ухмыльнулся и кивнул, просто чтобы не спорить с комендантом.

– Что ж, мне очень жаль, что приходится говорить тебе это, но, боюсь, это воняет от тебя.

Горгульи под балконом извергли потоки воды, обрушившейся на Детлефа, словно каменный град. Он был сбит наземь и забарахтался под водяными струями. Пытался увернуться, но струи изменили направление и снова сбили его с ног. Его лохмотья сорвало водой, с тела болезненно отколупывались большие куски грязи. Он увидел в воде куски льда величиной с кулак и понял, что его моют талым снегом с крыши. Зарадат бросил ему щетку из негнущейся щетины, которая вполне могла бы служить в качестве одного из пыточных инструментов, и приказал скрести себя ею.

Потоки воды иссякли. Зарадат содрал с тела Детлефа остатки лохмотьев и ткнул его в отвисший живот. Он скалился, словно крыса, показывая неприятно желтые зубы. Детлефа, с которого все еще капала вода, покрывшегося гусиной кожей, провели по коридору в другое помещение. Зарадат извлек простую рубаху, едва ли модную, но все же лучше, чем ничего, и позволил Детлефу обтереться полотенцем, прежде чем надеть ее.

– Грюнлиб, должно быть, стал чересчур брезглив на старости лет, – заметил Детлеф, – раз его оскорбляет запах куда менее гнусный по сравнению с душком от представлений его актеров.

В комнату вошел Ван Зандт.

– Сегодня ты не увидишь Грюнлиба, Зирк. У тебя куда более высокопоставленный гость.

– Высокопоставленный настолько, чтобы удостоиться персонального внимания правителя этой дыры?

– Безусловно.

– Вы меня заинтриговали. Ведите.

Детлеф повелительно взмахнул рукой, припомнив, как практиковался в величественных жестах для ролей семи императоров в великом цикле Сутро «Магнус Благочестивый». Ван Зандт нетерпеливо схватил Детлефа за руку и направил в другую дверь. Его обдало теплом, едва он шагнул, впервые с момента заточения в тюрьму, в хорошо натопленную комнату с камином. Свет лился в окна, на которых не было решеток, а на столе как бы между прочим стояла ваза с фруктами, – да, фруктами! – дожидаясь кого-то, кто, возможно, пожелает перехватить что-нибудь в перерыве между трапезами.

За столом сидел мужчина лет примерно сорока, обтирая красное яблоко пышным рукавом. Детлеф был сражен аристократичностью его осанки и проницательностью ясных глаз. Это не был обычный филантроп, занимающийся благотворительностью.

– Детлеф Зирк, – начал комендант Ван Зандт с благоговейной дрожью в голосе, адресованной мужчине, – позвольте представить вас Освальду фон Кёнигсвальду, победителю Тьмы, адепту культа Сигмара, кронпринцу и исполняющему обязанности выборщика Остланда.

Кронпринц улыбнулся Детлефу. У Детлефа возникло предчувствие, что все его беды только начинаются.

– Присаживайтесь, – сказал человек, победивший Дракенфелса. – Нам надо о многом поговорить, вам и мне.

На кону стояла судьба Империи. И замок был той позицией, которую следовало удержать, которую нельзя было сдать. На его стенах осталось всего лишь двадцать рыцарей с торчащими на шлемах плюмажами, да еще едва ли сотня простых солдат под стенами внизу, непоколебимо готовых умереть за Императора. Против них была примерно пятитысячная орда орков, усиленная великанами, минотаврами, ограми, всадниками-нежитью, снотлингами, большими и малыми демонами и всякими прочими тварями тьмы. Все зависело от решения командира крепости, его высочества Максимилиана фон Кёнигсвальда, великого принца Остланда.

Он обдумал положение, оценил обстановку и посоветовался с генералом. После недолгого совещания он уже знал, как следует действовать. Максимилиан вернул полководца в нагрудный карман и отдал приказ:

– Обрушить жидкий огонь на врага!

Он ткнул горящей свечой в кубок с бретонским бренди и опрокинул его над полем боя. Пламя распространилось, поглотив тысячу, а то и больше воителей зла. Они плавились, расслаивались, да и само поле боя исчезало в огне. Запах был просто отвратительный, и даже сам Максимилиан отступил, когда с шипением начали взрываться орки.

Главнокомандующий орды вскинул взгляд и разразился слезами.

– Мама, мама! – закричал командир орков. – Он опять сжигает моих солдатиков!

Мама главнокомандующего, сиделка великого принца, устремилась на помощь с ведром воды. Солдат раскидало потоком во все стороны, но огонь был усмирен. Настольный замок размок и обрушился, сбросив главные силы принца в самую кашу. Максимилиан захихикал высоким голосом и выудил своих любимых рыцарей из месива. Вода маленькими водопадами низвергалась на мраморные полы дворцовой комнаты для игр.

– Ну, ну, ваше высочество, – закудахтала сиделка, – мы же не должны поджигать дворец, правда? Император очень огорчился бы.

– Император! – выкрикнул Максимилиан, вытягиваясь по стойке «смирно», несмотря на боль в спине и конечностях, и энергично салютуя. – Умереть за Императора есть высочайшая честь.

Командир орков, в нахлобученном на маленькую голову огромном шлеме, повторил салют выборщика.

– Да, да, конечно, – ответила сиделка. – Но не кажется ли вам, что пора спать, ваше высочество? Вы сражаетесь за Императора уже целое утро.

Максимилиан рассердился.

– Не хочу спать, – заявил он, выпячивая нижнюю губу, закусив белый ус и затаив дыхание. Щеки его покраснели.

– Но выборщику нужно отдыхать. Императору не будет от вас толку, если вы заснете на ходу во время сражения.

– Ладно. Тогда давай спать.

Максимилиан принялся расстегивать форму. Сиделка остановила его, прежде чем он успел скинуть брюки.

– Лучше, наверно, вам не раздеваться, пока вы не будете в своей спальне, ваше высочество. В коридорах дворца в это время года гуляют сквозняки, и вы можете сильно простудиться.

– Простудиться? Сильно? Это мне напоминает времена, когда Император послал меня в Норску. Там дьявольски холодно, в Норске. Полно снега, и льда, и белых волков. Но главное – холодно. Да, в первую очередь там холодно. Норска, она такая. На ужин будут яйца?