утратили веру. А потому что боги и не наказывают. Но у меня есть лопата и сильные руки. Дурак тот, кто думает, что опытная куртизанка слаба телом».

И всё же она старалась не думать о взглядах, устремлённых ей вслед. Эти люди, похоже, ещё помнили родительские заветы о том, что жрецов не стоит обижать. Но ещё несколько лет — и нравы распустятся окончательно.

«Надеюсь, к этому моменту я найду себе какое-нибудь отдалённое кладбище и буду жить подле него. Служа Схаалу в спокойствии и уверенности. Может, он дарует мне долгие годы, а может даже наречёт меня своей Жницей. Смешно, что меня так уже прозывают. В этом есть и святотатство, и ирония, ведь всякий из Жнецов проходил через горе и унижение, чтобы приобщиться к своему богу».

Эйра поднырнула под кроны тисов и наконец попала на городской погост. Это место с каждым годом становилось всё более удручающим. Схаалиты не ухаживали за могилами. Покойников зачастую бросали прямо при входе, и те превращались в омерзительную кишащую насекомыми кучу, от которой разило так, что Эйра привычно зажала нос.

Стая ворон с громким карканьем поднялась в небо. Под ногами хрустела сухая трава и выступившие из земли кости. Кое-где торчали, будто протянутые вверх руки, таблички и покосившиеся камни. Но чаще встречались безымянные холмы и просто обглоданные падальщиками скелеты.

Окружённое тисами, кладбище было словно изолировано от города. Деревья оберегали Брезу от болезни, удерживая эту язву в колыбели своих хвойных ветвей. Но дышать здесь было очень тяжело.

Впрочем, Эйра привыкла. Ей было непросто лишь первые пару минут.

Она ориентировалась по редким кустикам белой примулы или цветных люпинов. Но кто-то сорвал люпины с чужой могилы и сиренево-розовый букет кинул на другую, и тогда она едва не заплутала.

«Если б я умела читать, я бы запомнила путь по табличкам», — в очередной раз посетовала она.

Но учиться ей было некогда — она даже спать успевала лишь едва.

Наконец она нашла знакомый холмик. Табличка заросла мхом; но Эйра узнала бы её из тысячи. Она остановилась, достала из тряпичной сумки несколько листьев змееголовника и растёрла их у себя под носом.

Вдохнула потусторонний, чуть сладковатый запах. Прикрыла глаза. Ощутила, как холодок наполняет её ноздри.

И расслышала шелест. То были призрачные, едва различимые голоса, шаги и вздохи, что слышались здесь повсюду.

«Они смотрят на меня, но пока понимают, что накидываться на меня рано», — усмехнулась Эйра и села рядом с холмиком. Зажгла серую свечу и поставила её рядом с собой в траву. Бледное пламя подёргивалось в правую сторону.

«Вправо — означает людей. Влево — всё остальное», — каждый раз напоминала она себе.

Этому не учили схаалитские жрецы в монастыре. Но об этом судачили другие, как она, воспитанники.

«Мы не раз пытались выяснить, кто воет за окном. Свечное пламя дёргалось вправо. И одна из старших сказала, значит, это человеческая душа, а не дух и не савайма. Бояться нечего».

Она не знала, часть ли это схаалитского учения, или это просто их монастырская байка. Но серая свеча не раз помогала ей. Она всякому бы посоветовала держать такую свечу — проводник и ключ к мёртвым — если бы та была сделана из свиного жира, а не из человеческого, из-за чего покупать её приходилось далеко не на обычном рынке.

— Роза? — спросила Эйра тихонько.

Шёпот тут же стал громче.

«Она пришла говорить!»

«Она может слышать».

«Последняя схаалитка во всей Брезе, да убережёт её Схаал!»

— Тихо, — цыкнула Эйра вбок незримым болтунам. И сосредоточилась, воскрешая в памяти образ подруги. — Роза. Я к тебе.

Тут же холодный ветерок тронул её шею. Словно пальцы взволнованного клиента, неприятное касание прошлось по загривку. Но знакомый голос отчётливо прозвучал над ухом:

«Жница. Это ты», — он перебивался и дрожал, но Эйра знала: это не из-за трудностей связи с неупокоенными. А из-за того, что Роза всегда только плакала после своей смерти. — «Я думала, ты назовёшь меня “Певица”. Я уже забыла, что Роза — это моё имя».

— Почтенная сказала, что оно у тебя было, — отозвалась Эйра вслух. Ей казалось, что Роза в своём лиловом платье сидит рядом, хотя это была игра её воображения: на кладбище живой была она одна.

«Я и сама знала», — призналась Роза. — «Но мне не хотелось выделяться перед вами. Быть Эйрами проще».

Эйра-Жница улыбнулась и извлекла из сумки длинный шерстяной платок. Сшитый с заботой, украшенный узорами из бегущих лошадей и летящих птиц, он хранился у госпожи Грации в сундуке. Эйре было непросто утянуть его.

«О-о, мамин платок! Наконец-то!» — нежно пропел голос призрака. — «Я знаю, Почтенная сохранила его на память обо мне. Но это мой платок. Мама оставила его мне перед смертью. И мне без него здесь так… холодно».

— Поэтому я и принесла, — улыбнулась Эйра и положила его на холмик. — Так пойдёт?

Ветерок колыхнул заросли кладбищенских сорняков. Мёртвая девушка тяжело вздохнула трепетом далёких звёзд.

«Нет… мне холодно, Жница. Дай его мне. Закутай меня в него. Пожалуйста».

Эйра прикрыла глаза на мгновение — она напрасно хотела этого избежать. И взялась за лопату.

— Вообще-то за раскапывание могил вешают, — заметила она иронично, принявшись откидывать комья земли в сторону.

«Вообще-то в Городе Душегубов вешают всех подряд, ещё и надругавшись перед этим», — блёкло отозвалась Роза-Певица.

Её убили, когда она возвращалась поутру от одного из мужчин. Тот не сопроводил её назад в «Дом», и девушку прямо на улице растерзал отряд наёмников. На то, что от неё осталось, было трудно смотреть даже Жнице.

«Мои эмоции не должны помешать ей обрести покой», — напоминала себе чёрная куртизанка и сильными руками продолжала копать. К счастью, это заняло совсем немного времени.

То ли дело старые могилы! Приходилось зарываться в землю с головой. Нынче было полностью иначе. Даже с неплохим вознаграждением от госпожи Грации могильщики поленились углубить захоронение более одного метра. Эйра даже не успела утомиться: лезвие лопаты через считанные минуты упёрлось в дверь, которая служила гробу крышкой.

«Какой стыд — лежать в подобном коробе», — тихонько вздохнула Роза.

— Всяко лучше, чем прямо на улице, — ответила Эйра.

Она набралась смелости и открыла гроб.

За пару лунаров жуки и черви уже съели всё, что оставалось от некогда прелестной Розы. Даже одежда продержалась на ней дольше плоти. Белое хлопковое платье лишь слегка измаралось в земле.

Эйра вздохнула и присела рядом с платком, готовая завернуть в неё костяные плечи бывшей певицы. Но та вдруг выпалила прямо над ухом:

«Стой!»

— Да?