Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наг проводил меня обратно в покои. Слово свое он сдержал: на знакомом подносе стояла миска с молоком, рядом лежали два огурца и большая булочка с вареньем. И Ларан, и Рыс, кажется, были рады внезапному угощению. Птенец медленно пил свежайшее молочко, радостно причмокивая, Рыс довольно хрустел огурцами. Я наслаждалась свежеиспеченной сдобой, запивая горячим чаем, также приготовленным нагом.
— Спасибо! — изрекла я, подняв голову вверх.
А, точно, у Ладона же какое-то очень важное совещание. Из-за которого он даже отменил свое свидание, бедняга.
— Рысеныш, — настроение отчего-то было неплохим, — все будет хорошо!
Кот удивленно на меня посмотрел. Ларан на звук моего голоса что-то пролепетал на своем, драконьем, и бросился к кровати. Расстояние птенец чувствовал еще плохо, хоть и стремительно учился ориентироваться в пространстве вслепую. Ударился о бортик и обиженно засопел.
— Иди-ка сюда, — фыркнула я.
Я чесала ему спинку, животик, шейку и улыбалась, глядя, как малыш наслаждается лаской и теплом. Подоспел и Рыс, обиженный отсутствием внимания. Мы так и уснули поперек кровати, все вместе. Кажется, это становилось традицией.
Мама говорила, что нельзя спать в одной постели с животными. Но в данной ситуации Рыс и Ларан — единственные родные существа, которые были рядом. Без них спать я не могла.
«Ветер здесь завывал протяжно. И отовсюду, насколько мне было слышно, доносились неясные, но чем-то напоминающие крики, звуки. Неприятные, царапающие душу звуки. И все та же небольшая площадка, освещенная красноватым светом, на которой я стояла. Босая, в легком белом платье.
Я снова была одна. Одна среди завывающего ветра. Одна, а вокруг пугающая темнота. Совсем одна. И чувство одиночества никак не проходило, а скорее даже усиливалось.
Я снова была в Расщелине».
Три дня, пролетевшие почти незаметно, ничем особенным не ознаменовались. Меня кормили, что было хорошо, не били, что не могло не радовать, со мной не разговаривали, что не очень-то огорчало. Лишь однажды вечером в комнату, предварительно постучав, зашел Тхэш. Точнее, заполз.
— Добрый вечер, Элла.
Я читала какую-то ерунду и одновременно гладила засыпавшего Ларана.
— Привет. Что, Ладону опять требуются водные процедуры, а ты сломал ноготь и не можешь?
Наг улыбнулся:
— Сарказм тебе не идет. Хочешь прогуляться?
Я мигом отбросила книгу в сторону.
— Куда? Зачем?!
— В деревню, до утра. Нужно сходить к одной семье и помочь им. Я решил взять тебя с собой.
— А этот, — я кивнула на потолок, — не будет возмущаться, если мы сделаем ноги на целую ночь?
— Не будет, — отозвался «этот». — Я предложил Тхэшу взять тебя. Поможешь людям, поговорим об улучшении твоих условий содержания.
— Помочь? Как? И какое улучшение? — Это было еще интереснее прогулки и ночевки вне замка.
— Как помочь, разберетесь на месте. А улучшение… придумай, чего тебе хочется.
— Мне хочется домой, — тихо ответила я. — К маме.
— Увы, — сказал Ладон, — это идет вразрез с моими планами. Придумай что-то, что тебя порадует, но не разрушит мои намерения.
— Убить меня, — буркнула я. — Хорошо. Пошли уже в твою деревню, потом придумаю.
Деревня была красивой. Как-то по-особенному красивой. Она очень отличалась от Лесного. Строения были низкими, одноэтажными, с толстыми стенами и прочными, плотно закрывающимися окнами. Широкие улицы были покрыты утоптанным снегом, нетронутые сугробы искрились повсюду. В центре красовался ледовый городок, где гуляли припозднившиеся дети.
Меня поразило это селение, которое, несмотря на близость к Ладону, жило своей, вполне счастливой жизнью. Бойко шла торговля, несмотря на поздний час, из-за двери большого дома с красочной вывеской доносилась музыка.
Мы проходили через местный базар, когда Тхэш впервые со мной заговорил:
— Удивительно видеть это, правда?
— Что? — На миг я растерялась.
— Видеть эту жизнь, праздник, людей. Под гнетом ужасного Ладона. Странно, да?
— На что ты намекаешь?
Мне казалось, наг хочет что-то сказать, но не решается.
— Позже, — улыбнулся Тхэш. — Расскажу тебе кое-что, но попозже. Идем сюда.
Мы подошли к одной торговке, старой женщине, кутающейся в огромную шкуру. Приглядевшись, я увидела, что она торгует браслетами, сделанными из каких-то причудливых разноцветных камушков, чуть светящихся в темноте.
— Снежные самоцветы, господин, — сказала старушка. — Выбирай, смотри, всего серебряный стоит. Внучка плетет. Девочке твоей пойдет.
— Элла, выбери. — Тхэш подтолкнул меня к торговке.
— Зачем? — не поняла я.
— Просто выбери браслет.
Говорил наг очень настойчиво, и поэтому я посмотрела на ящик, который служил своеобразной витриной.
— Этот, — ткнула пальцем в красивый браслет с ярко-красными камнями.
— Красивый, — согласился наг. — Берем.
Дрожащей рукой женщина вложила в мою ладонь холодный браслет и принялась благодарить нага. Тот несколько раз ответно поблагодарил ее и потащил меня дальше, через ряды торговцев, к выходу с базара.
— Браслет-то надень, — посоветовал Тхэш. — Камушки действительно красивые, у вас редкие.
Грустно подумалось, что мне от этого никакого толку. Какая разница, в чем подыхать? Красный браслетик не остановит Ладона, когда придет время меня убить. Но сказала я совсем другое:
— Спасибо, конечно, но для чего?
— Эта женщина никогда не возьмет у меня деньги просто так, — пояснил Тхэш. — А жить им не на что, ее дочь давно умерла от болезни, а зятя задрал медведь. Она живет вдвоем с внучкой и едва не умирает от голода. Продает стекляшки, которые девушка находит в ближайших пещерах. На серебряный можно долго прожить, почти неделю.
Я поскользнулась на снегу, но наг удержал, не дал нырнуть носом в сугроб.
— Устроит тебя такое объяснение?
— Если это правда, — пожала я плечами.
— Правда. Мне незачем врать в таком вопросе, Элла. Вот мы и пришли.
Наг совершенно неожиданно затормозил перед низеньким, довольно просто выглядящим домом, запорошенным снегом. С крыши свисала огромная сосулька, и мне подумалось, что хозяева совсем не следят за внешним видом своего жилища.
И лишь войдя внутрь, я поняла: в доме случилась беда. Подобное ощущение я испытывала лишь однажды, когда пришла домой к однокласснице, у которой в рейсе погиб отец. Тогда я была поражена этой тяжелой атмосферой боли. Мне было очень страшно, что и мой отец однажды оставит меня совсем одну. Ему долго пришлось уверять меня, что ничего не случится, а мама еще неделю спала в моей комнате.