Бывший кожевник дошел до конца своего участка стены и, развернувшись, двинулся обратно. Спать хотелось все больше и больше, так что он побоялся, что если остановится и расслабится, то точно уснет. А просыпаться пришпиленным к стене алебардой как бабочка ему совсем не хотелось…

В бандиты Комех попал по глупости. Причем случилось это почти сразу после ухода ополчения. Одним не очень удачным вечером он изрядно принял на грудь с более взрослыми мужиками да и двинулся к себе в слободу. Потому что делать в городе теперь было особенно нечего. В Ггурбахе после ухода ополчения стало тихо, уныло и… бедно. Торговля почти прекратилась. Даже в их кожевенной слободе склады гильдии буквально ломились от обработанных кож, которые никто особенно не покупал. Несмотря на то, что цены на них упали ниже некуда. Короче — ни развлечений, ни денег на них. Даже поход в бордель Комех мог теперь себе позволить не чаще пары раз в месяц. И если бы не парочка веселых вдовушек, которым молодой кожевник временами помогал слегка потешить свою… свой горячий темперамент, жизнь стала бы совсем унылой. Впрочем, и так он находил в ней не много поводов для радости…

Он совершенно не собирался убивать этих трех пьяньчуг. Ну вот совсем ему не было до них никакого дела, но… Короче, после того как с его глаз спала кровавая пелена, он обнаружил у своих ног три холодеющих трупа. И понял, что если он не хочет закончить жизнь на виселице, то ему нужно как можно быстрее покинуть город. В Ггурбахе, несмотря на уход большей части стражи с городским ополчением, к убийствам относились все так же строго. И затеряться в столь небольшом городе также не было никаких шансов. Уже через несколько часов после того как будут обнаружены тела, все содержатели ближайших трактиров, а также их завсегдатаи будут дотошно опрошены, после чего будет совершенно точно установлено, кто когда их покинул и куда направился. А имея эту информацию, вычислить, что путь этих трех пьяньчуг непременно должен был пересечься с траекторией двинувшегося в сторону дома Комеха, не составит особенного труда. Ну а после этого установить, кто нанес те самые удары, которые и прервали жизненный путь этих неудачников, вообще не составит никакого труда. Молодой кожевник ведь бил как привычно, как в обычной драке. Так что все, кто знаком с его тяжелой рукой, не узнать подобные удары не могут. А таковых в Ггурбахе до сих пор было вполне достаточно…

Комех дошел до надвратной башни и остановился. Внизу, у ворот, сегодня нес службу Бафсит, смуглый, чернявый улиец, не пивший ни вина, ни пива, но зато регулярно жующий какую-то оранжевую дрянь, которая ввергала его в странное полулетящее состояние. Но пребывать в этом состоянии Бафсит способен был чуть ли не целыми сутками. Причем практически не спя. Бывший кожевник вновь зевнул, едва не вывернув челюсть, после чего опять с размаху заехал себе ладонью по щеке. Но помогло это мало. Комех скривился и, перегнувшись через низкий внутренний парапет, тихонько крикнул:

— Бафсит, эй, Бафсит…

— Что? — очень невнятно донеслось снизу спустя некоторое время. Тоже небось придремал. Или эту свою дрянь жует. От нее голос тоже по-всякому меняется…

— А у тебя сейчас при себе эта твоя оранжевая дрянь есть? — Комех замолчал, ожидая ответа. А спустя минуту, так и не дождавшись, продолжил просительным тоном: — Ты это… может, поделишься? А то спать охота — мочи нет!

— Сейчас принесу, — глухо послышалось снизу, после чего послышался хруст щебня под каблуками, которым были засыпаны все внутренние лестницы в башнях. Бывший кожевник обрадовался, что ему самому не придется спускаться вниз по полуразрушенной лестнице, и, облегченно вздохнув, отвернулся и вгляделся в темноту за стену. Не то чтобы он там что-то увидел, просто в глаза будто кто-то песок насыпал, так что смотреть просто во тьму было легче, чем в ту сторону, которая освещалась рваным, трепещущим светом пары-тройки факелов… Так что когда возникшая за его спиной неясная фигура качнулась вперед и, ухватив его ладонью за подбородок, резко дернула голову вверх, он от неожиданности смог только испуганно втянуть воздух. А затем горлу отчего-то стало очень больно и мокро…

* * *

Трой осторожно опустил все еще содрогающееся тело на камни стены и огляделся. Это был третий, последний из караульных, которых он сумел обнаружить. И самый неудобный из них. Поскольку в отличие от остальных не пытался дремать, специально оградив место своего пребывания разными примитивными сигналками типа особым образом положенного камня или, там, пустой кружки, поставленной в неустойчивое положение в таком месте, где ее непременно должен был бы задеть приближающийся проверяющий, а просто тупо бдил. Положение еще больше усугублялось тем, что этот караульный нес службу на самом обветшавшем участке стены, заваленном щебнем и мелкими обломками, которые, с одной стороны, вследствие своих крайне малых размеров никак не могли послужить Трою укрытиями, а с другой — служили отличной сигнальной системой. Как осторожно ни двигайся — все равно либо щебнем захрустишь, либо какой обломок заденешь. То есть подобраться к караульному или хотя бы к месту, с которого на него можно было совершить внезапное нападение, было очень проблематично… Нет, будь здесь Алвур с его эльфийской сноровкой и ночным зрением — ему это, скорее всего, не составило бы большого труда, но Трой-то не эльф… И тут вот такой подарок! Самая неудобная цель не только сама позвала его к себе, но еще и в самый опасный момент, когда шансы разглядеть, что к нему приближается вовсе не тот, кого она ожидает, максимальны, — еще и тупо повернулась к Трою спиной. Удача? Несомненно! Вот только жизнь научила Троя относиться к подобным подаркам судьбы очень настороженно. Потому что, как говаривали еще Ругир и Тристан, — удача стремится к равновесию. И если она в какой-то момент щедро тебя одарила, готовься к тому, что очень скоро жизнь подкинет такую подлянку, что диву дашься! Так что лучше было бы ему сейчас на стене помучаться…

Как мнилось — так и случилось. Аккурат в тот момент, когда Трой, шатаясь от напряжения на подрагивающих ногах, медленно вытягивал из кованых скоб тяжеленный брус, запечатывающий ворота, за его спиной раздался удивленный голос:

— Ах ты ж, дюблая отрыжка ухнака, ты чего это тут творишь?!

Трой на мгновение замер, а затем, шумно выдохнув, рывком вырвал брус из последней скобы и, напрягшись буквально до звона мышц, швырнул его через себя в сторону неожиданного черта из табакерки. Брус с грохотом обрушился на булыжник, которым был вымощен воротный проем, не долетев до цели не менее пары саженей.

— Ах ты ж… — взвизгнул неожиданно появившийся тип, отпрыгивая в сторону, — да я ж тебя… — но тут же запнулся и, окинув Троя недоуменным взглядом подозрительно спросил: — Э-э-э… а ты кто? Откуда взялся? — И почти сразу же, не дожидаясь ответа на заданные вопросы, заорал: — Тревога! Враги! К оружию! — После чего бросился к тяжело дышащему Трою, выхватывая на ходу из ножен свой меч.

В первые секунды схватки Трой не погиб только потому, что, опасаясь поранить руки, рискнул надеть на себя левый наручь. Вот им он и сумел пару раз отмахнуться от весьма умелых ударов нападающего. Чешуя Раш очередной раз доказала свое полное превосходство даже над обычной сталью… А затем он извлек-таки из перевязи за спиной свою Тайную ветвь и… эта схватка закончилась.