Виктор почувствовал прилив эндорфина в мозг. Организм давал свой ответ стрессу. Нет, Эдди не бросит его. Теперь уже точно не бросит.

А ведь он сомневался в том, что это обязательно будет Эдди. Он ожидал услышать кого угодно: от обезумевших от горя родственников убитых братьев до журналистов, шокированных произволом местных властей и не понимающих, за что упекли за решетку известного писателя. Мозг плохо соображал и был не в силах осознать простую истину: о его местонахождении знает только Эдди Вис, и, следовательно, звонить ему может только он.

– Я поговорил со следователем. Вы правы, это тертый калач. С такими трудно вести диалог. Он поведал мне вашу историю. Рассказал про свидетельницу, видевшую вас на месте преступления, про улики, которые есть у них против вас. Скажу сразу, ситуация непростая. Но мне удалось договориться до определенной залоговой суммы. – Ты хочешь сказать, что меня могут выпустить под залог?

– Дослушайте. Сумма солидная, составляет полмиллиона. И ее нужно внести в кассу полицейского участка в течение одного-двух дней. Иначе вас закроют.

– Эдди, деньги не проблема. Ты же знаешь! – Да, но деньги это еще не все… – Скажи, меня выпустят?

– Как только деньги поступят в участок, вы окажетесь на свободе.

– О, чертов сукин сын, Эдди Вис! Я всегда знал, что на тебя можно положиться!

– Не спешите радоваться, у них достаточно доказательств. Единственная наша зацепка – это ваша незнакомка. Она может подтвердить, что провела с вами всю ночь, и что вы никуда не отлучались из отеля. В противном случае судья в два счета упрячет вас за решетку пожизненно. И, к сожалению, я уже ничем не смогу помочь.

– Пожизненно?! Ты сказал, мне грозит пожизненное?

– К сожалению, босс.

– О, господи, скажи, что это сон!

– Я бы с радостью, но, боюсь, моя жена меня не поймет.

– Она уже в курсе?

– Она случайно услышала мой разговор с Варгой. Но не волнуйтесь, она не из болтливых.

– Эдди, у тебя бывало такое, что ты ничего не помнишь из событий прошедшего дня?

– Нет, – адвокат на миг задумался. – Нет, не было никогда.

– Вот и у меня раньше не было.

– Сохраняйте хладнокровие.

– Тебе легко там говорить. Этот Варга из кожи вон вылезет, чтобы засадить меня! Меня, а не настоящего преступника! И он не будет ни черта делать, чтобы поймать убийцу. Я видел это в его глазах. В них пустота и незаинтересованность в справедливости. Он будет изображать деятельность ради деятельности. И все! Его устраивает то, что есть. А есть у него только я! На первом же допросе он открыто заявил мне, что моя вина почти доказана, и дело за малым – получить мое признание.

– Ну это мы ему еще припомним в суде.

Значит, так. До моего приезда не отвечайте ни на какие вопросы. Вы уже достаточно наговорили. Но, если вас все-таки вынудят, отвечайте односложно и ссылайтесь на меня. Мол, только в моем присутствии будете говорить.

– Как скажешь, Эдди, так я и сделаю.

– И самое главное, держитесь. Все еще можно исправить.

– О, если бы ты знал, как здесь приятно пахнет, Эдди! Черт, почему я должен терпеть все это? За что? Я не виновен… – Я знаю, босс.

– Спасибо, дружище, без поддержки мне никуда. Такое ощущение, что весь мир против меня!

– Не волнуйтесь, я буду на вашей стороне при любых обстоятельствах.

– Эдди? – прохрипел писатель. – Я не убивал.

– А разве я сказал обратное? Очевидно, что вас подставили. И подставили очень грамотно.

Надо ее найти. И искать ее придется нам. Я, честно говоря, тоже сомневаюсь в желании Антона Варги докопаться до истины. А времени на подачу ходатайства о замене следователя у нас нет. Нам остается только надеяться, что ваша блондинка в Менкаре. Потому что, если это не так, мне придется действовать в одиночку.

– В одиночку? Почему? Меня ведь скоро выпустят!

– Есть еще одно условие от Антона Варги.

– Ему мало залога?

– Он требует подписку о невыезде.

– На все время следствия?

– Да, непосредственно до суда. И прошу, отнеситесь к этому со всей серьезностью. Невыполнение данного условия автоматически поставит крест на всем нашем деле. Рисковать не стоит. Второй раз под залог они вас не выпустят.

– Эдди, я все подпишу, только вытащи меня отсюда!

Виктор рассказал адвокату, как найти сейф в его доме. Назвал комбинацию цифр кодового замка.

– Все встанет на свои места довольно скоро. Сроки следствия будут установлены. Обещаю, никто долго держать вас в этом городе не станет.

– К черту этот проклятый Менкар с его вонючей тюрьмой! И со всеми тюрьмами на свете!

Виктор закашлялся.

– Как вы себя чувствуете?

– Как я могу себя чувствовать, находясь в тюремной камере? Естественно, мне не здоровится!

– Может, вам стоит потребовать врача? Они обязаны по вашей просьбе предоставить вам врача.

– К черту врача! Даже если я и заболел, это что-то меняет? Нам нужно действовать как можно быстрее. Понимаешь, Эд, как можно быстрее! В трубке повисло молчание.

– Эдди?

– Я буду в Менкаре завтра рано утром. Часов в шесть, крайний срок – в семь. На какой улице находится полицейский участок, куда вас поместили?

– Саванна.

– Что? Повторите еще раз!

– Улица Саванна.

– Надеюсь, я быстро найду.

– Я буду ждать тебя, Эд.

– Хорошо. Тогда до встречи.

До полуночи Виктор еще пытался уснуть, прорабатывая в голове план, как узнать, кто же такой этот парень по имени Лео Нож, пославший ему таинственную записку. Но когда стрелка часов перевалила за двенадцать, он смирился с тем, что сомкнуть глаза этой ночью ему не удастся.

Тихий шорох заставил его отвлечься от раздумий. За ним последовал неприятный надорванный звук. Он был похож на скрежет металла о металл.

– Кто здесь? – Виктор привстал с кровати, когда звук повторился.

В полутьме тюремной камеры он увидел фигуру человека, притаившуюся по ту сторону решетки.

– Эй? – тихо позвал он и сделал несколько шагов.

За дверью кто-то стоял. Фигура человека не двигалась, а вот рука его водила монетой по железному пруту решетки. Виктор присмотрелся к нему.

Это был худой, среднего роста мужчина лет тридцати с вытянутым лицом и выпуклыми скулами, одетый в тюремную хлопчатобумажную рубаху синего цвета и такие же синие, изрядно полинявшие штаны. На впалых щеках поблескивала светлая щетина. В непонятного цвета глазах плескалось любопытство.