Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я проплакала до самого вечера, забыла про ужин, пустой холодильник, как в пучину погрузившись в горе. У меня не было времени для скорби, удары сыпались один за другим. Но сейчас, вернувшись из рая, я вспомнила…, что совсем недавно прошла через ад и каким-то чудом выжила, но совершенно не знала, что готовит мне туманное будущее.
Сердце разрывалось от боли яростной и раздирающей. Я словно только сейчас осознала, что никогда больше не увижу усталую улыбку отца и печальные задумчивые глаза брата. Несмотря на то, что шрамы остались только на моем теле, именно душа Гектора так и не нашла исцеления.
Трагедии не проходят бесследно, задевая нас своим опаленным крылом, и еще долго осыпаются пеплом в застывших сердцах, смертельно раненых горечью утраты. Многие учатся смирению, другие находят утешение в новых событиях и людях, а третьи выгорают изнутри полностью, лишаясь самого главного — желания жить. Гектор не хотел, не сражался, не пытался обрести цель, а если старался справиться с бесконечной депрессией и наркоманией, то только ради нас с отцом.
Джером вернулся ночью. Я уже была в постели, зареванная до красных глаз и опухших век. Было слышно, как он нервно меряет гостиную твердыми шагами, чувствовался запах сигаретного дыма, просачивающегося в щель под дверью. Джером нашел посылку и, возможно, сейчас испытывал то же самое, что я на протяжении долгих часов. Я не хотела мешать ему, потому что знала — некоторые вещи необходимо совершать в одиночестве. И мне было больно вдвойне за себя, за Джерома, за всех нас, пострадавших по чьей-то жестокой прихоти.
Чуть позже он стремительно вошел в спальню с нечитаемым выражением в синих бушующих глазах. Я сжалась под его пристальным взглядом, впечатываясь спиной к изголовью и натягивая до груди одеяло. Взгляд Джерома смягчился, и он осторожно присел на край кровати. Какое-то время колебался, не решаясь начать, и я терпеливо ждала.
— У меня есть две новости, и не уверен, что какая-то из них покажется тебе хорошей. Первая: мы переезжаем в Чикаго. У нас неделя на сбор вещей и выбор подходящего жилья. Вторая — завтра Квентин Моро устраивает торжественный прием по поводу нашей свадьбы. В своём доме. Это своего рода сюрприз, поэтому он сообщил мне только сегодня, — наконец, произносит он, сдергивая галстук. Резко встаёт, подходит к креслу в углу спальни. Порывисто, даже агрессивно снимает пиджак, неаккуратно бросая его вслед за галстуком.
— Моро, который президент корпорации? — осторожно переспрашиваю я. Он стоит спиной ко мне, я вижу, как напряжены его мышцы под тонкой голубой рубашкой.
— Он самый, — мрачно кивает Джером.
— Ты сказал ему о нашей свадьбе?
— Нет. Квентин всегда в курсе событий. Поэтому ты должна кое-что знать об этом человеке, прежде чем переступишь порог его дома.
— Что именно?
— Не так давно он сделал мне предложение. И я принял его.
Нахмурившись, я озадачено уставилась на Джерома, пытающегося расправиться с собственной рубашкой.
— В чем оно заключалось?
— Помощь в борьбе с нашим общим врагом.
— С Логаном?
— Ты почти так же проницательна, как Джош. Да, ты права.
— И в чем подвох?
— Я уверен, что Моро ведет свою игру. Ты когда-нибудь слышала фразу: «разделяй и властвуй»?
— Да, конечно, — киваю почти возмущенно. — Я закончила старшую школу.
— Я отправлю тебя в университет, ты получишь самое лучшее образование и будешь заниматься тем, о чем всегда мечтала. Но сейчас речь о другом.
— Я догадывалась, что тебя держат в Сент-Луисе не деньги и перспективы.
— Я похож на человека, придающего особое значение деньгам? — скептически спрашивает Джером.
— Ты похож на человека, которого испортили деньги, но ты этого никогда не признаешь, — отвечаю я, и он не спорит. — Но чего ты хочешь на самом деле? Возмездия? Решил погеройствовать, как отец. Я не хочу в следующей посылке обнаружить твои вещи, Джером, — на последней фразе мой голос срывается, сердце болезненно сжимается. Я не переживу, если с ним что-то случится.
— Я не рассчитываю на понимание, — проговаривает отрезвляющим жестким тоном. — Каждый выбирает тот смысл своего существования, который считает нужным.
— Но право на подобный выбор имеет лишь тот, кому нечего терять!
Джером резко поворачивается, расстегивая последнюю пуговицу на рубашке. Суровое выражение лица, холодный острый взгляд.
— А ты думаешь, что у меня был выбор? Что ты можешь знать, Эби? Меня привезли к Морганам, как бездомного щенка. Бросили в темную комнату и подвергали дрессировке, словно ручную мартышку. Я мог пойти по пути подчинения правилам, либо нарушить каждое и свергнуть того, кто их устанавливает.
— Те, кто устанавливают правила, редко действуют в одиночку, Джером.
— И снова верно. Но я упрямый, Эби. И не отступлю.
— Тебя заставят или сделают одним из них. Незаметно и независимо от твоих истинных желаний. Так что я должна знать о Моро, прежде чем переступлю порог его дома? — возвращаюсь к тому, с чего начался наш странный разговор.
— У меня есть весомые подозрения считать, что именно он стоит за последними трагическими событиями в наших жизнях.
— Ты выяснил это в Фергюсоне? — интересуюсь осторожно.
— Отчасти, — потирая подбородок, неопределенно кивает Джером. — У меня нет доказательств, только предположения, основанные на некоторых известных фактах, — он достает из кармана небольшую, размером с его ладонь, записную книжку в твердом переплете и бросает мне в руки. На лицевой стороне нарисован крест, что сразу вызывает ассоциации с молитвословом, обычно такие носят при себе верующие прихожане и священники. Но внутри не печатный текст с псалмами, а исписанные неразборчивым почерком пожелтевшие страницы, которым, возможно, уже много-много лет.
— Чье это? И что здесь написано? Личный дневник? — сердце тревожно ускоряет бег, пальцы, сжимающие книжку, холодеют.
— Не совсем. Скорее, ежедневник. Хронологически упорядоченные записи, сухие факты. Не только личные. Моя мать занималась наукой и рассуждать о чувствах не умела.
— Ты про биологическую мать? — уточняю на всякий случай.