Она уставилась на него с раскрытым ртом и молчала.

Бен тут же пожалел о том, что сказал. Он засунул руки в карманы брюк и хмуро уставился на пол.

– Ах, Энджи, – пробормотал он.

Она тут же вскочила и обняла его. Бен заключил ее в свои объятия, и оба так стояли некоторое время.

– Все хорошо, – нежно пробормотала она. – Ничего страшного. Я все понимаю, только по-своему.

Энджи прижалась к нему, и он понял ее лучше всяких слов. Бен неожиданно стал целовать ее в уста, щеки, шею. Он действовал торопливо и резко, будто отчаяние вынудило его отдаться любовной страсти. Он держал Энджи так крепко, что ей стало трудно дышать. Бен вел себя как мужчина, движимый слепым вожделением.

Будто по иронии судьбы зазвонил телефон.

– Черт, – прошептал Бен. – Энджи, оставайся здесь. Я быстро избавлюсь от него, кто бы это ни звонил.

Она мечтательно улыбнулась, подошла к дивану и опустилась на него. Энджи сбросила туфли и начала расстегивать платье.

Звонили из-за океана, слышимость была плохой, в трубке раздавался треск атмосферных помех и эхо, по голос на том конце принадлежал Уезерби. В этом не было сомнений.

– Описать не могу, какое потрясение в лагере вызвала твоя телеграмма! – кричал он с того конца. – Затем мы получили из Лондона телеграмму от Дейва Маршалла. Бен, все совпадает. Семидесятый год! Мы достали бутылку вина и отметили это событие! Надеюсь, ты поступил так же. Послушай, Бен, у меня отличная новость. Мы обнаружили еще четыре кувшина!

– Что? – Бен чувствовал, что у него подкашиваются ноги. – Еще четыре! Это невероятно!

– Ты уже получил четвертый свиток? Я выслал его заказной почтой в прошлое воскресенье. Я уже сообщал, что третий свиток безнадежно поврежден. От него остался лишь кусок дегтя. Четвертый в плохом состоянии, но все же читабелен. Бен, ты слышишь меня?

«Еще четыре кувшина, – с восторгом подумал он. – Значит, у Давида бен Ионы хватило времени, чтобы исписать новые свитки!»

– Джон, у меня больше нет сил ждать. Мое волнение не выразить никакими словами.

– Кому ты это говоришь? Газетчики так и шныряют вокруг нашего лагеря. Самые важные люди в Израиле приехали взглянуть на наши успехи. Бен, может быть, мы нашли как раз то, что надо.

– В этом нет сомнений, Джон! – неожиданно для себя Бен прокричал в трубку. Он оживился, его тело зарядилось электричеством. На него нахлынуло новое ощущение радости, какого он раньше и не испытывал. – Джон, пришли мне все эти свитки!

– Кстати, Бен, ты поверить не сможешь, какой переполох в лагере! У нас возникли проблемы с местными рабочими. Услышав о проклятии Моисея, те ночью сбежали все, как один. Нам пришлось нанять новую группу рабочих из Иерусалима.

– Проклятие Моисея… – Бен произнес эти слова и голос его осекся.

В трубке трещало и ревело, будто в нее ворвались волны океана и тысячи голосов звучали одновременно.

– Бен, мне пора возвращаться к раскопкам. Я приехал в Иерусалим, чтобы позвонить тебе и выслать еще один комплект фотографий. На этот раз они хорошего качества.

Когда Уезерби повесил трубку, Бен весь дрожал от волнения, казалось, сердце вот-вот разорвется. В голове роились тысячи мыслей.

«Проклятие Моисея», – снова и снова мысленно повторял он. Эти слова сверлили мозг, оставили странный привкус во рту. Проклятие Давида почему-то больше не казалось странным и забавным. Еще недавно Бен относился к нему с иронией, но на этот раз ничего подобного не произошло, ибо проклятие Моисея по непонятной причине вдруг стало совсем несмешным.

– Бен? Кто это звонил? Уезерби?

«Давид, откуда это проклятие и почему оно такое страшное? Что в этих свитках такого замечательного и ценного, что ты навлек на них чары, дабы сохранить их целыми и невредимыми?»

– Бен?

«Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотой и оцепенением сердца».

– Бен!

Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Энджи уже оделась и держала сумочку в руках.

– С минуты на минуту я получу еще один свиток. – Он услышал свой голос. – Новость об этом попадет в заголовки газет. Не знаю, как долго Уезерби удастся скрывать все это, особенно после того, как пошел слух о проклятии…

– Ладно, я тебе мешаю, а я обещала не делать этого. Так что я ухожу прямо сейчас. Бен?

– Может, я зайду к тебе сегодня вечером…

– Обязательно зайди. – Она поцеловала его в щеку и ушла.

Бен не стал терять время на то, чтобы привести свой стол в порядок и подготовиться к переводу следующего свитка. Он двигался, странно жестикулируя, все его существо дышало энергией, над которой он был безвластен.

Бен поехал в университет и объяснил профессору Коксу причины болезни, вызвавшей отмену двух занятий по иллюстрированным манускриптам. Бен заверил его, что такого больше не случится.

Наконец Бен вошел в свой кабинет, тут же разобрался с неотложной бумажной работой, выбежал из здания и направился к тому месту, где поставил свою машину.

Он уже подходил к студенческому клубу, как натолкнулся на Джуди Голден.

– Привет, доктор Мессер, – сказала она, словно обрадовавшись, что встретила его.

– Привет. – Он остановился из вежливости, но ему не терпелось продолжить путь. – У вас сегодня занятия?

– Нет. Я пришла поработать в библиотеке. – Она протянула книгу корешком к нему, чтобы он мог прочитать ее название.

– Толкование коптских текстов, – прочитал он. – Звучит интересно.

– Не очень. В холодные вечера я больше люблю свернуться калачиком и почитать готический рыцарский роман. Однако в библиотеке по интересующей меня теме больше ничего не было и… – Она пожала плечами.

– Надеюсь, вы найдете в ней то, что ищете. – Он хотел скромно двинуться дальше.

– Я сегодня утром заходила на ваше занятие по рукописям, но его отменили.

– Да…

– Я подумала, что вы принесете ту рукопись… – Джуди умолкла и ждала с надеждой. – Но, похоже, вы ее не принесли.

– Нет. Я совсем забыл.

На ее лице читалось разочарование.

– Завтра постараюсь не забыть об этом. В последнее время у меня появилось столько дел…

– Я понимаю. – Джуди вдруг почувствовала себя неловко. Она еще крепче прижала книги к груди и, рассмеявшись, сказала: – Я не хотела, чтобы вы считали меня назойливой.

Черт подери, но ты ведь действительно назойлива, подумал он.

– Эта рукопись может и подождать. Просто, как это сказать, она не дает мне покоя. Подумать только, увидеть коптскую рукопись, которая еще не переведена. Я хотела сказать, что о ней даже еще нигде не упоминается. Мне хотелось быть причастной к особой тайне. Наверно, я выражаюсь странно.